Монах. Мэтью Грегори Льюис
не побывав на его проповедях, дивлюсь вызванному им восхищению. Поклонение, оказываемое ему старыми и молодыми, мужчинами и женщинами, беспримерно. Вельможи осыпают его подарками; их жены не хотят никаких исповедников, кроме него; в городе его называют святым человеком.
– Вероятно, сеньор, он благородного происхождения?
– Этого никто не знает. Ныне покойный приор капуцинов нашел его, совсем маленького, у дверей аббатства. Все попытки отыскать того, кто подбросил ребенка, остались напрасными, а сам он не умел еще говорить и родителей не помнил. Его вырастили и воспитали монахи. Амброзио рано выказал наклонности к учению и затворничеству; достигнув совершеннолетия, он принес монашеские обеты. Никто так и не заявил о родстве с ним, никто не прояснил тайну его рождения; монахи же, видя, каким почетом стала пользоваться их обитель благодаря ему, не замедлили объявить, что его послала им в дар сама Дева Мария. По правде говоря, чрезвычайная строгость его жизни отчасти оправдывает это заявление. Ему сейчас около тридцати лет, и все эти годы он провел над книгами, затворясь от мира и занимаясь умерщвлением плоти. До того, как Амброзио был избран настоятелем своего монастыря три недели назад, он никогда не покидал его стен. Даже теперь он выходит наружу лишь по четвергам, чтобы произнести проповедь в этом соборе, где весь Мадрид собирается, дабы послушать его. Говорят, что познания молодого аббата глубоки, красноречие его убедительно. За всю жизнь он ни единого раза не нарушил каких-либо правил своего ордена; ни единым пороком не запятнан его характер; он настолько строго блюдет целомудрие, что, по слухам, не знает, чем отличаются мужчины от женщин. Поэтому простолюдины почитают его как святого.
– Этим определяется святость? – спросила Антония. – Боже мой! Значит, я тоже святая.
– О блаженная Барбара! – воскликнула Леонелла. – Что за вопрос! Фи, дитя мое! Молодым женщинам не пристало касаться этого предмета. Тебе не следует показывать, что ты знаешь о существовании мужчин в этом мире, и вообще лучше считать, что все человеческие существа одного с тобой пола. Я хотела бы увидеть, как ты дашь людям понять, что, по-твоему, вся разница заключается в том, что у мужчин нет грудей, широких бедер и…
К счастью для Антонии, ее неведение не было разрушено лекцией тетушки, потому что по церкви пробежала волна шепота: проповедник прибыл. Донья Леонелла поднялась со своего места, чтобы лучше рассмотреть его, и Антония последовала ее примеру.
Это был человек с благородной осанкой и властным взглядом, высокого роста и необычайно красивый. Орлиный нос, большие глаза, черные и блестящие, темные брови сходились на переносице… Лицо, от природы смуглое, стало желтоватым – ученые труды и ночные бдения лишили его щеки румянца. Спокойствием веяло от его гладкого, без морщинок, лба; все черты выражали безмятежность, свойственную человеку, не ведающему ни забот, ни пороков. Он смиренно поклонился публике. Однако в его взгляде и поведении чувствовалась суровость, вызывавшая благоговейный страх, и немногие могли выдержать