Выбор.. Вячеслав Злобин-Алтайский
носиком. Бантики и ленточки у неё ощетинились. – Для вас филология открыта. Там двери пошире таким…
– Боюсь, Аля, что с чёрного входа только, – вставила всё та же блондинка.
– Вот это точно подмечено. Моё благоразумие начинается с чёрного входа. А любовь – с дверей рая. К этому я больше склонен, чем к наукам.
– Да вы донжуан?
– Я падший лирик, но благородный… А у вас… как вас?
– Лидия!
– А у вас, Лидия, разноцветные глаза.
– И какого же цвета?
– Лилово-земляничного. В них смотришь и ощущаешь себя на необитаемом острове, как Крузо – с романтикой и трепетом, но без страха.
– У вас вид сугубо парадный. Представляю вас в лохмотьях Крузо.
– Я бы не прочь, если бы вы были и Пятницей, и Субботой и Воскресеньем!
– Мне кажется, что аппетиты у вас чрезмерны и несоразмерны.
– Чтоб хорошо меня понять, не следует торопиться верить. Вера в придуманные страхи от непонимания. Она убивает в человеке идею. Я немало знавал безыдейных людей. Они воском пахнут. Пустота и вялость – порок слабых. Идея лечит. Моя мечта – идеализмом очеловечить зоологические инстинкты.
– Плюнуть с высокой колокольни на мораль?!
– И снова предубеждения… Зоологические инстинкты должны быть управляемы. И управляемы не разумом, а чем?.. Не поверите – любовью.
– Но любовь и есть зоологический инстинкт.
– Не попали. Любовь – это идеализм с человеческим лицом, и если любовь не разумна, то человеческое-то в ней и правит инстинктами. А иначе на голом идеализме можно докатиться до Адама и Евы. И без райских яблочек…
– Лида, ты разве не видишь? Он наряжается в яркие слова, чтоб мозг вынести, – не выдержала Аля, теребя указательным пальцем розовую ленточку на косичке. Глаза у неё набухли синевой и недоразумением. – И ты думаешь, что после такого ты вспомнишь про математику?! Он голову забивает инстинктами и сеет там хаос… чтоб запутать… Вот Пифагор ближе к теме: он знает, сколько будет дважды два.
Майский не устоял перед откровенным вниманием к своей особе:
– Более того, я даже знаю, кто поэму «Мцыри» написал.
– Вот и налицо истинный вундеркинд. Чувствуется конкретика и фундаментальная школа, – обрадовалась Лидия и, глядя на Семёна, заметила: – А вы, молодой человек, чего приуныли и не проявляете себя?
Цветов встряхнулся:
– Я слишком много знаю, чтоб веселиться. Мои друзья шутят по обязанности весёлых людей. Коба у нас безжалостно умён, а Владимир – как фонарь на площади – дарит свет разноцветным бабочкам. А я человек невесёлый, болезный. Всё больше болею за своих неординарных друзей.
– Девочки, мне кажется, пора экзамены сдавать, а не разбрызгиваться словами, – вступила в разговор, вероятно, с намерением его прервать, овальная девица с румяными яблоками щёк. Острые вишенки глаз осуждающе выпиливали мужские силуэты. – Так можно и математику провалить. Ей острые языки ни к чему… и детские теоремы не помогут.
Она акцентированно блеснула взглядом