Ты – моя половинка. Елена Вернер
он чуть-чуть задерживался, и Марина, выскочив на улицу, не видела его на обычном месте. Тогда она спешила к перекрестку. Коля уже подходил к нему с другой стороны, и, зоркая от любви, Марина чуть не со ста шагов видела его искристые глаза и сведенные в раздумьях брови. Махала ему рукой, он махал в ответ. Они ждали, пока пройдут машины и трамваи… Марина с самого начала строго-настрого наказала ему, чтобы он не смел кидаться к ней через дорогу, пока не убедится, что это безопасно. Ее терзала тревога, мурашечный страх, когда она думала, что какая-нибудь роковая случайность могла бы вмешаться в их идиллию. Каждый раз, глядя на него через дорогу, она понимала по его улыбке, что он мысленно говорит ей сейчас: «Ну вот, видишь, моя любимая, я покорен твоей воле, я не хочу лишний раз огорчить тебя, и стою, жду, смотрю по сторонам, и перехожу дорогу только со всеми, только в специальном месте, хотя мог бы расшвырять все и вся вокруг, только чтобы скорее заключить тебя в объятия». И наконец, через пару минут эти объятия были уже не мечтой, а явью, и они стояли у всех на виду, и она что-то быстро бормотала, только чтобы не начать его целовать – это ей казалось неприличным.
А иногда, когда он дежурил в больнице до вечера, вел прием или проводил операцию, она сама спешила к нему. В больнице Колю – Николая Ефимовича, товарища Карелова – любили, а на Марину смотрели с улыбкой и одобрительно кивали. Правда, молоденькие медсестрички шушукались у нее за спиной и глядели ревниво. Но Марина относилась к ним даже с пониманием: ведь ее Коля самый лучший, самый красивый, самый умный! Такой талантливый хирург, что очередь к нему на несколько дней вперед расписана. Всегда вежливый, безупречно аккуратный. Недавно в партию вступил. Как же тут не ревновать? Особенно когда в воздухе отчетливо пахнет свадьбой, а сам Карелов, когда она в комнате, глаз с нее не сводит.
Обычно, когда Марина приходила, Коля был еще занят осмотром. Она под недовольный ропот больных, ожидающих своей очереди в коридоре, заглядывала в кабинет. Он оборачивался с рассеянным выражением, но при виде ее мгновенно менялся в лице. Она проходила в лаборантскую, он, извинившись перед пациентом, шел следом. Быстро прижимал ее к себе, стискивал сильными руками, коротко вдыхал запах ее затылка. Выдыхал:
– Я скоро, не скучай, – и выходил, плотно притворив дверь.
Забегала проворная Анна Васильевна, его медсестра, пожилая, сдобная, в необъятном халате. С ласковой материнской улыбкой ставила перед Мариной стакан чаю. В лаборантской едко пахло хлоркой, нашатырем, какими-то микстурами. Марина грызла пряник, запивая сладким чаем, и прислушивалась сквозь болтовню Анны Васильевны к гулу его повеселевшего голоса за дверью.
Они были знакомы вечность. Марина очень сердилась, когда кто-нибудь из ее соседок (больше никто, кроме разве Валевской, этой подробности не знал) напоминал ей, что знакомы-то они без году неделя. Заканчивался июнь, когда Марина известила подруг, что выходит-таки замуж и свадьба через месяц. Света, справившись с оторопью, поздравила, Оля нахмурилась и спросила, точно ли Мариша уверена в своем,