Самсон. Маша Сандлер
достала из кармана халата пакет с арахисом.
– Чарли, – сказала она собаке, – хочешь орешек?
Чарли встрепенулся, широко улыбнулся, показав ровный ряд белых зубов, в два ловких движения – нечто среднее между человеческими шагами и прыжками собаки – оказался рядом с Алёной и попытался слизнуть угощение с её ладони. Но она быстро сомкнула пальцы.
– Нет, – сказала она, – возьми руками.
Тот выпрямился, внимательно посмотрел на неё, на снова раскрывшуюся ладонь и лежащий там орех. Потом деликатно и немного торжественно занёс руку, взял орешек и быстро отправил его в рот.
– Молодец, Чарли, умница, – похвалила его Алёна и ласково потрепала по плечу. – Давай-ка ещё покажем Ёжику, что умеем. Чар-ли, Чар-ли, – повторила она, отчётливо артикулируя.
– Смотри на его морду, – подсказал мне Вилли вполголоса.
Чарли не сводил глаз с губ Алёны, а его собственные губы дрожали. Но вот, преодолевая сопротивление мышц, из его рта вырвалось глухое, но раскатистое и довольно отчётливое:
– Хххаррр-ллллии.
– Ого! – Я не смог удержаться от удивлённого возгласа.
– Чисто человек! – поддержал меня Пётр Симеонович.
– Молодец, молодец, Чарлуша, умница! – Алёна захлопала в ладоши от радости.
Чарли улыбался во весь рот и даже подпрыгивал немного от возбуждения. Наверняка, подумалось мне, его анима сейчас неистово вертела бы хвостом.
И тут Чарли, как видно не в силах больше сдерживаться, подскочил к Алёне, грохнулся перед ней на колени, схватил её руку и приник губами, точно раб, целующий руку хозяйке.
Алёна ахнула и вырвалась.
Пётр Симеонович в одну секунду подбежал к Чарли, грубо схватил его за плечо, вывернул руку болевым приёмом. Бедняга согнулся и заскулил.
– Нет, нет, отпустите его, он не сделал ничего плохого! – воскликнула Алёна.
Пётр Симеонович послушался не сразу, но потом всё-таки ослабил хватку.
– Я по инструкции, док, – сказал он.
Он отпустил Чарли, тот скрючился у кушетки.
– Наверное, это прежняя хозяйка его научила, – сказал я, – я в карте у него прочитал – у него была хозяйка, одинокая женщина, она умерла, а больше с ним никому не захотелось возиться.
Алёна опустилась на кушетку и погладила Чарли по спине.
– Идите, мальчики, – сказала она устало. – Рабочий день закончен.
Через три дня, было воскресенье, я сидел на подоконнике в коридоре общежития, засунув нос в смарт. Всё это время я безуспешно пытался разгадать записи в карте гризли: перевёл все слова, вызубрил тонну научных терминов, но так и не понял, по какой такой странной причине его то приговаривали к выбраковке, то отправляли в научные центры и писали, какой он сообразительный и добрый. Мне зверь вовсе не казался добрым – мой трусоватый организм сопротивлялся, когда я по какой-то надобности входил в его бокс. Правда, во время дежурства Савы в третьем блоке зверь почти всегда был или пристёгнут к кушетке за руки, или вовсе распластан и зафиксирован на ней, потому что Сава утверждал, что тот сопротивляется, скалится и