Лекарство. Мария Пензина
порой бывает одиноко. Она бы слукавила, заявив, что совсем не с кем не общается. Но чаще это напоминало притворство, которым награждали друг друга жители Англии в позапрошлом веке: «Как прошли выходные?», «Как ваша супруга?», «В самом деле? Последний раз я была в Париже еще ребенком…» и так по кругу. С Аланом все было по-другому. Своей молодостью и энергией, даже с учетом того, что разница между ними была двадцать лет, он будто омолаживал и ее. Сама Нельсон не заметила, как стала чаще улыбаться и шутить. С возрастом она даже подумала, что растеряла весь свой юмор и сарказм, но присутствие молодого Андервуда убедило ее в обратном. Наверное, в нем она изредка видела своего сына, с которым так и не удалось найти общий язык. Теперь же ее общение с родным ребенком ничем не отличалось от этих приторных речей с коллегами, когда она созванивалась с ним поздними вечерами из-за разницы часовых поясов.
С Аланом было легко с самого начала, и Офелии было жаль, что он в свое время не выбрал ее факультет. С другой стороны – оно и к лучшему. Ради диалога они оба с завидным постоянством находили темы для обсуждения, которые не касались работы, потому что в химии Нельсон понимала ровным счетом столько же, сколько Андервуд понимал в теории экономики. А это практически равнялось нулю.
Андервуд переступил порог аудитории и с грохотом положил папку с бумагами на стол:
– Ну, добрый день, – он тихо усмехнулся и, сняв пиджак, аккуратно развесил его на спинку стула.
Сегодня он, увы, не был готов к встрече с бывшими студентами. Ему и правда было интересно, как сложилась их жизнь после выпуска, поэтому в глубине души мужчине было жаль, что уделить разговору он сможет не более часа.
Медея встала, отпуская руку немного успокоившегося сына, и нервно улыбнулась:
– Здравствуйте, профессор. Профессор Нельсон нам разрешила…
Он поднял руку, останавливая ее:
– Мне уже все объяснили, – Алан сделал шаг в сторону, стараясь посмотреть на задумавшегося Сайласа, который безрезультатно прятался за матерью. – Что же у вас такое стряслось, молодой человек, что вы плакали?
Андервуд с улыбкой наблюдал, как мальчик сначала испуганно посмотрел на мать, а затем показал ему свою поцарапанную ладошку, на которой виднелись следы мела. Алан был полностью очарован Сайласом. Вопреки собственному желанию, ему так редко доводилось пересекаться и как-то взаимодействовать с детьми, что он чувствовал себя непривычно неловко. Казалось, что единственное, на что он сейчас способен, это просто стоять и улыбаться, глядя на него.
Алан знал, как разговаривать со студентами, знал как вести беседы с подростками, когда те приходили на свои первые университетские встречи, но абсолютно не знал, как общаться с трехлетним мальчишкой, который перестал плакать минуту назад.
Но на удивление самого профессора, все как-то получилось само собой. Он был уверен, что в этом заслуги самого Сайласа было ничуть