Мармарис. Ниль Блэк
Морского волка утопить ее вместе с этим кораблем, потому что у корабля Ханны нет направления. Она сама сейчас дрейфующее в открытых водах судно, которому никогда не найти порт, чтобы пришвартоваться. Так ведь не должно быть, люди не могут оставаться в полном мраке. Какие испытания ни подбрасывала бы судьба, всегда есть пусть и крошечное, но окошко, через которое пробивается свет. Ханна прямо сейчас его не видит, но в то, что она обречена, не верит. Не так она сама себя воспитывала, не такой выдрессировала. Неужели напрасно она столько лет сама себя закаляла, самые высокие температуры принимала, чтобы вот так вот, став игрушкой для ненавистного мужчины, сдохнуть на чужой земле. Ханна на такое не пойдет, она в этот раз свою судьбу не примет. Она построит свой порт. Столько лет неприятия, войны, агрессии и желания найти понимания не сломали ее, и этот психопат не сломает. Ханна эгоистичная, завистливая и жадная до внимания, она свои ярлыки не просто оправдала, она их реализовала, и выжила. И сейчас выживет. Назло Кале. Назло Ривере. Назло судьбе, которая никак не устанет ковыряться в ее ранах своими костлявыми пальцами. Она слышит звук шин со двора, наспех утирает слезы и, залпом выпив стакан воды, присаживается. Дверь открывается, в комнату проходит Гидеон, он переоделся, выглядит свежо и пахнет розами. Ханна бы съязвила, но ее словно выпотрошили и даже на ругань нет сил.
– Я ведь ничего не делала, я жертва, это ты меня похитил, почему они так говорят? – не поднимает голову девушка.
– Мало ли на что еще способна братоубийца, – останавливается в шаге от нее мужчина.
– Я не такая, как они говорят, я бы не предала свою родину, – глаза опять слезятся, но Ханна проглатывает не успевшие вырваться слезы. Ронять слезы перед врагом – последнее дело.
– Мы просто люди, и мы любим судить поверхностно, хотя в твоем случае лжи там мало, – снимает пиджак Гидеон и, отбросив его в кресло, идет к стойке налить себе коньяк. – Ты сейчас враг номер один для Кале, даже меня затмила, – поднимает стакан. – За тебя.
– Меня все ненавидят. Даже моя семья, – подняв ноги, притягивает их к груди девушка, убирает с лица спутавшиеся грязные волосы и шмыгает носом.
– А тебя любили? – возвращается к ней Гидеон, садится в кресло, косится на миску нетронутого салата.
– Мне плевать, – огрызается Ханна, за мгновенье превращается в ту же, кого Гидеон встретил на том вечере на приеме, когда она унижала девушку.
– Так чего тогда выглядишь так жалко? И вообще тебе бы не помешало в душ зайти, на этой вилле их шесть, а ты воняешь как помойное ведро, – кривит рот мужчина.
– Прости, что не благоухаю розами, – фыркает Ханна.
– Сейчас помойное ведро, но я знаю, что ты пахнешь сиренью, – перекидывает ногу через ногу Гидеон, запоминает замечание про запах роз, которыми пахнет Ариэль.
– И ты хочешь, чтобы я родила тебе сына? Хотя да, тебя ненавидеть не будут, ты мужчина, ты крутой, тебя боятся, бросать камни ведь принято в слабых? –