«Коль дожить не успел…» Воспоминания о Владимире Высоцком. Игорь Кохановский
href="#n2" type="note">[2]. Собираемся по четвергам в семь часов вечера. Приходи, я тебя представлю…
– Спасибо, Виктор, непременно приду…
Я считал дни до четверга и ужасно волновался. К назначенному часу приехал, встретив там Виктора, познакомившего меня с Григорием Михайловичем. Тот сказал, что я сегодня могу поприсутствовать в качестве вольного слушателя, а после занятия я должен почитать свои стихи, дабы он и его «бюро» меня выслушали и решили вопрос о моем приеме в литобъединение.
По окончании занятий, когда в аудитории осталось несколько человек, Левин предложил мне почитать мои стихи. Первые два стихотворения не произвели, как мне показалось, на него никакого впечатления. И тогда я прочитал стихи «Скрипка», посвященные Белле Ахмадулиной. Это и по сей день одно из любимейших моих стихотворений:
Что в этих звуках было скрыто,
Таких земных и неземных?
Была зима, и пела скрипка,
Не замечавшая зимы.
А город спал. Кружила нудно
Метель по улицам волчком,
И откровенничали струны,
Раскрепощенные смычком.
Метель слепила, словно пена,
Не видно было в двух шагах,
А скрипка пела, пела, пела
И ворожила, как шаман.
И звуки эти покорили
И окрылили тишину,
Как будто ожил Паганини
И к нам из прошлого шагнул.
Что вытворял, о, сатана, —
Весь зал казался вросшим в стулья,
И рвались, еле вскрикнув, струны,
И оставалась лишь одна…
Но скрипка, гордая, звучала,
И свет не покидал лица,
И это было как начало,
Которому не знать конца.
Началось обсуждение услышанного. Обычно заключение делал Левин. И его слова прозвучали для меня, как победный марш:
– Считайте, что вы приняты….
Обычно занятие литобъединения строилось следующим образом: Григорий Михайлович приглашал какого-либо поэта (у меня в памяти остались Борис Чичибабин, Александр Передреев, Владимир Цыбин и Александр Балин); тот читал свои стихи и после шло обсуждение услышанного.
Именно это обсуждение было самым главным и интересным на занятиях. Тон в обсуждениях задавали Александр Аронов и Виктор Гиленко. Как тонко, как скрупулезно, всесторонне и взвешенно они все это делали, остается только диву дивиться…
Каждую неделю я с нетерпением ждал четверга, ждал этих интересных семинаров. Много позже, когда я уже стал членом Союза писателей и поступил на Высшие литературные курсы при Литературном институте, участвуя в поэтическом семинаре этих курсов, который вел Александр Петрович Межиров[3], большой, знаменитый поэт, я часто вспоминал наши занятия в «Магистрали», по сравнению с которыми обсуждения у Межирова походили на детский сад… То есть всю лабораторию, всю технологию написания стихов я изучил именно в «Магистрали», за что несказанно благодарен всем ее участникам, и особенно Григорию Михайловичу Левину.
Осенью того же года, когда я написал «Бабье лето» и спел как песню, когда мы после занятий узким кругом пришли домой к нашему руководителю, я мгновенно стал его любимым учеником, и он возил
Александр Петрович Межиров – русский советский поэт и переводчик.