«Коль дожить не успел…» Воспоминания о Владимире Высоцком. Игорь Кохановский
матерью на Мещанской улице, которая после московского фестиваля молодежи стала называться проспектом Мира). Там он как-то пересекся с Толей Утевским, и ему очень захотелось подружиться с ним. В подростковом возрасте всегда тянет к более взрослым, тем более Толян (так мы его звали) был известным стилягой и все вечера проводил в Коктейль-холле, что был на улице Горького, пока его не прикрыли как рассадник растления молодежи. Володя стал захаживать в гости к Утевскому и вскоре примкнул к его кругу, где получил прозвище Шванц (хвостик), но ничуть это его не смущало…
Когда же он начал писать свои песни, то уже Толян с Кочеряном и Артуром примкнули к нашей компании, которая просуществовала фактически до тех пор, пока Володя не был принят Любимовым в Театр на Таганке…
Почти каждый вечер мы собирались у Володи Акимова, который уже разошелся со своей женой-красавицей, продавщицей из ГУМа, ибо было явно несовместимо их мировосприятие; скромное застолье, выпивон и, конечно, бесконечные разговоры о том о сем и Володины песни под гитару (и не только его, но и Галича, Окуджавы, Городницкого). Причем Высоцкий тогда еще не очень овладел этим немудреным инструментом. И первые уроки по овладению гитарой давал ему я, когда мы еще учились в школе.
Дело в том, что мне мама по окончании седьмого класса подарила гитару, которая лежала до поры до времени безо всякого применения. Но вот в марте 1953 года умирает усатый вождь, и по сему случаю объявляется амнистия. Притом амнистия касалась только бытовых и уголовных статей…. И вот наш двор на Неглинной улице вскоре превратился в настоящую воровскую малину. Двор был проходной, по диагонали, почти квадратный, очень большой, чуть ли не вполовину футбольного поля, и вот в противоположных от проходных углах лежали такие большие катушки из-под кабеля, превращенные в игровые столы, на которых резались в буру, в очко и, конечно, распивали водочку, и пели под гитару настоящие блатные песни. Песни были обалденные, порой ничего невозможно было понять из их воровского жаргона, но завораживали, как говорится, на раз… Вот запев одной из таких песен:
Шнырит урка в ширме у майданщика,
Бродит фраер в тишине ночной,
Он вынул бумбера, осмотрел бананчика,
Зыкнул по-блатному: «Штемп легавый, стой!»
Ничего не понятно, но завораживает. Я попросил ребят, что распевали под гитару эти песни, показать мне несколько аккордов, зная которые можно саккомпанировать любой песне. Я быстро освоил эту немудреную грамоту, и в нашей школьной компании вскоре стал центром внимания, так как аккомпанировал себе, распевая песни Вертинского, которые мне мама пела вместо колыбельных. Вот после этих моих «сольных» выступлений Высоцкий как-то и попросил, чтобы я ему показал, как брать на гитаре эти пять-шесть аккордов. Но у него поначалу это плохо получалось, и иногда, когда он уже писал свои знаменитые дворовые песни, я у него забирал гитару и сам ему аккомпанировал.
У меня был двоюродный брат, Саша Бирюков, царствие ему небесное. Он окончил юридический