Бриллианты безымянной реки. Татьяна Беспалова
донос и жениться на вдове – это нормально?
– Ты опять закипаешь. Какой донос? Я и слова-то такого не знаю…
Она сделала движение обнять. Я распахнул дверь в приёмную. Она отступила.
– Если это был не донос, то почему была пощёчина?
– Он мстил, твой informant[17]. Ответом на месть всегда является новая месть. Так замыкается порочный круг. Всё по Шекспиру. Мне тебя не остановить. Но если уж решил поступать по-своему, постарайся не горячиться. Не продолжай семейной традиции вражды. Помни о том, что из любви к Гертруде Оганесовне дядя Клава воспитывал тебя, как родного сына.
– Это равнозначно предложению предать родного отца. Если это сделала моя мать, то это не значит, что точно так же поступлю я.
Канкасова не нашлась с ответом, а мне захотелось напоследок хоть как-то уколоть её.
– Этот крест на твоей шее – такое враньё, как многолетняя ложь Цейхмистера! – выпалил я.
– Почему? Он же нравится тебе, – с равнодушным видом парировала Канкасова.
– Сними! Носить крест, не веря в Бога, – это враньё.
– Крест дал мне мой отец. Он носил его всю войну. Или, по-твоему, и он не верит и врёт?
– Откуда мне знать!..
– Какой же ты ребёнок, Гамлет. Пройти войну и не верить в Бога – такого не может быть. Понял?
Она неуязвима! Я выскочил в приёмную, как выскакивает из ведра незадачливого рыбака только что пойманный им карась.
Уже через минуту я ввалился в кабинет Клавдия Васильевича Цейхмистера – огромную, в три высоких окна комнату. Обстановка знакомая: прямо напротив двери огромный дубовый, крытый зелёным сукном рабочий стол. Левее – длинный стол для совещаний, по обе стороны которого ряды оббитых кожей полукресел. Их всего двенадцать, но совещания в этом кабинете бывают куда более многолюдными. На этот случай вдоль правой стены выставлен ещё один ряд самых простых стульев.
– Я пришёл узнать об отце. – Помня совет Канкасовой, я старался не повышать голоса.
Цейхмистер поднял глаза от бумаг, которыми, как казалось, был чрезвычайно увлечён.
– Что?
– Технорук Тер-Оганян… Где он?
Несколько долгих мгновений я наблюдал смену выражений на лице моего отца… то есть товарища Цейхмистера. Наконец лицо его замерло, приобретя своё обычное, насмешливо-задумчивое, выражение.
– Какая муха тебя укусила, Гамлет? – произнёс он.
– Не твоё дело! Мухи-цокотухи… Шутки-прибаутки… Мне не до смеха! Скажи… – Стальная рука волнения сдавила мне горло.
Я мучительно боялся разрыдаться и потому умолк, оборвав себя на полуслове.
Цейхмистер поднялся, сорвал с носа очки и бросил их поверх бумаг своим обычным жестом. Нет, он не волновался. В противоположность мне и матери, отец… то есть Цейхмистер, как правило, даже в самых сложных ситуациях сохранял хладнокровие.
– Скажи, что случилось с моим отцом? – кое-как справившись с волнением, повторил я.
– С кем?
Как всегда в непростых
Осведомитель (