Основа привязанности. Как детство формирует наши отношения. Питер Ловенхайм
понимания.
В комнате было тихо за исключением тихого жужжания кассеты в диктофоне.
– Я родился в Рочестере, Нью-Йорк, – начал я, – у меня есть старшие брат и сестра. Мой папа занимался бизнесом вместе со своими братьями. Они управляли компанией по печати коммерческой продукции.
– Ты много переезжал? – спросил Маурицио. Я действительно пропустил эту часть вопроса.
Я рассказал ему, что моя семья переехала на окраину города, когда мне было четыре, и построила новый дом. Это было во времена масштабной миграции горожан в пригород в конце пятидесятых.
– Кто-то еще из взрослых жил с вами? – спросил он.
– Да, – сказал я, – с нами жили няни. Дело в том, что после рождения моей сестры у мамы обнаружилась легкая форма полиомиелита, так что, когда родился я, родители наняли женщину, которая помогала следить за мной.
– Ты помнишь что-нибудь о ней?
– Нет, но на самом деле женщин было две. Одна умерла, а вторую уволили.
– Так кто, по твоему мнению, вырастил тебя?
Менее чем за две минуты Маурицио, следуя процедуре проведения «Опросника взрослой привязанности», умудрился добраться до главного вопроса моего детства.
– Это вопрос на миллион, – нервно засмеялся я. – На самом деле я не знаю. Не думаю, что это была моя мать.
– Хорошо, – сказал Маурицио, не проявляя никаких эмоций.
– Насколько подробно мне нужно ответить? – спросил я. – Я долго могу об этом говорить.
– Меня интересует твое понимание ситуации, кто тебя вырастил, – сказал он.
Несомненно, Маурицио более тридцати лет оттачивал свои навыки интервьюирования в качестве практикующего психотерапевта: несмотря на то, что этим утром он следовал подготовленному сценарию, я чувствовал на себе его пристальное внимание. Его едва слышный голос, который иногда раздражал меня в шумной кофейне, в тишине офиса успокаивал и даже убаюкивал. Мне было комфортно, и я был готов отвечать на его вопросы так полно и честно, как мог.
– Мне кажется, меня вырастил отец, – сказал я. – У меня осталось очень мало воспоминаний о матери и… никаких – о тех нянях. Я видел вторую на фотографиях, но совсем ее не помню. Ее уволили по совету психиатра, к которому меня водили из-за того, что я заикался, когда начал говорить, и родителей это беспокоило. Спустя годы, когда я спросил у матери об этом, она ответила, что психиатр сказал ей: «Этот ребенок не знает, кто его мать. Вам нужно отказаться от няни и воспитывать его самостоятельно».
Маурицио спросил меня, когда все это произошло, и я сказал, что мне было около трех лет.
Несмотря на внимание Маурицио и его успокаивающий тон мне было странно делиться личными историями, каждая из которых была сокровенной, а некоторые и вовсе стыдными, и не получать от собеседника никаких комментариев, только вопросы. Позже, в процессе изучения структуры «Опросника взрослой привязанности», я узнал, что быстрый темп вопросов – это часть протокола, направленная на получение честных ответов,