1984. Скотный двор. Да здравствует фикус!. Джордж Оруэлл
сторону площади уже блокировала плотная толпа. Обычно Уинстон избегал мест скопления людей, но сейчас пихался, толкался, лез в самую гущу. Вскоре он очутился на расстоянии вытянутой руки от девушки перед здоровенным пролом и его не менее необъятной женщиной, вероятно, женой, которая встала намертво. Уинстон подергался из стороны в сторону и мощным рывком умудрился вклиниться между парочкой. Он словно попал в жернова из плоти, грозившие размолоть его в труху, и все же прорвался, лишь слегка вспотев. Он таки пробился к девушке! Они стояли плечом к плечу, глядя прямо перед собой.
По улице медленно двигалась длинная вереница грузовиков, в кузовах которых по углам застыли вооруженные солдаты с каменными лицами. Меж ними сгрудились низенькие желтокожие пленные в потрепанной зеленой униформе. Грустные монголоидные лица безучастно взирали на толпу. При тряске на ухабах раздавался лязг металла: все пленные были скованы кандалами. Глядя мельком на проезжающие мимо грузовики, Уинстон касался плеча и локтя девушки. Ее щека была так близко, что он чувствовал тепло. Она тут же взяла ситуацию в свои руки, как тогда в столовой, и заговорила тем же бесцветным голосом, едва шевеля губами. Тихое бормотание почти заглушало шум толпы и грохот грузовиков.
– Слышишь меня?
– Да.
– Сможешь выбраться в воскресенье?
– Да.
– Тогда запоминай! Поедешь с вокзала Паддингтон…
Девушка расписала ему маршрут с поразительной военной точностью: полчаса на электричке, выйти со станции налево, пройти два километра по дороге до ворот без верхней перекладины, потом по грунтовке через поле, затем по заросшей травой тропинке между кустов, до сухого дерева, покрытого мхом. Такое чувство, что в голове у нее была карта.
– Запомнил? – наконец шепнула она.
– Да.
– Сверни влево, потом вправо и снова влево. Ворота без верхней перекладины.
– Когда?
– Около пятнадцати. Может, придется ждать. Я приду другим путем. Все запомнил?
– Да.
– Теперь скорее уходи!
Этого она могла бы и не говорить, только пока выбраться из толпы им вряд ли удалось бы. Мимо все ехали грузовики, люди продолжали глазеть на пленных. Поначалу раздавались крики и свист (то бушевали члены Партии), потом стихли и они. Преобладало в основном любопытство. На иностранцев, хоть из Евразии, хоть из Востазии, глазели как на невиданных зверей. Жителям Океании доводилось их видеть лишь в качестве военнопленных, да и то мельком. Никто не знал, что случалось с ними дальше. Некоторых за военные преступления вешали на площадях, остальные просто исчезали – скорее всего в трудовых лагерях. Круглолицых монголоидов сменили более привычные европеоиды – грязные, бородатые, изможденные. Уинстон чувствовал их взгляды, иногда неожиданно пристальные. Колонна подходила к концу. В последнем грузовике стоял заросший по самые брови старик, привычно скрестив запястья перед собой. Уинстон понял, что пора расходиться, и вдруг почувствовал, как девушка нащупала его руку и слегка сжала.
Вряд