По морю прочь. Годы. Вирджиния Вулф
Они чувствовали то же, что чувствует картофель в мешке, который привязан к седлу скачущей лошади. Мир за бортом превратился в бурную серую неразбериху. Два дня мореплаватели могли отдыхать от своих обычных ощущений. У Рэчел хватало сил лишь на то, чтобы представлять себя взъерошенным осликом на пустынном холме во время бури с градом; потом она превратилась в засохшее дерево, которое без устали клонит к земле соленый ветер с океана.
Хелен была настроена иначе: она добралась до каюты миссис Дэллоуэй, постучала, что было бесполезно из-за хлопанья дверей и воя ветра, и вошла.
Разумеется, там стояли тазики. Миссис Дэллоуэй полулежала на подушке, глаз она не открыла, а только пробормотала:
– Дик, это ты?
Хелен закричала – потому что в этот момент ее швырнуло на умывальник:
– Как вы?
Кларисса открыла один глаз, что придало ее лицу невероятно разгульное выражение.
– Ужасно! – выдохнула она. Ее губы побелели изнутри.
Широко расставив ноги, Хелен изловчилась налить шампанского в бокал, из которого торчала зубная щетка.
– Шампанское, – сказала она.
– Там зубная щетка, – проговорила Кларисса и улыбнулась, хотя с такой же гримасой можно было бы и зарыдать.
Она выпила.
– Гадость, – прошептала она, указывая на тазики. Остатки юмора, словно блеклые лунные лучи, осветили ее лицо.
– Еще хотите?! – прокричала Хелен. Дар речи опять покинул Клариссу. Ветер заставил трепещущее судно лечь на борт. Дурнота волнами накатывала на миссис Дэллоуэй. Когда занавески приподнимались, ее фигуру озарял серый свет. Между ударами шторма Хелен закрепила занавески, взбила подушки, расправила простыни, смочила разгоряченные ноздри и лоб холодными духами.
– Вы так добры! – вздохнула Кларисса. – Здесь жуткий беспорядок.
Она попыталась извиниться за нижнее белье, разбросанное по полу. Открыв один глаз на секунду, она увидела, что в каюте прибрано, и сказала:
– Как это мило.
Хелен оставила ее. В глубине души она чувствовала что-то вроде симпатии к миссис Дэллоуэй. Она не могла не уважать ее присутствие духа и стремление к порядку в спальне даже в муках морской болезни. Ее нижние юбки, правда, задрались выше колен.
Довольно внезапно шторм ослабил напор. Это случилось во время чаепития: ожидаемый пароксизм бури достиг апогея и вдруг иссяк, выдохся, а судно, вместо того чтобы, как обычно, совершить нырок, пошло прямо. Нарушилась однообразная череда взлетов и падений, грохота и краткого затишья, и каждый из сидевших за столом поднял голову и почувствовал, как внутри что-то отпустило. Напряжение спало, и человеческие чувства начали понемногу входить в свои права, как бывает, когда в конце темного тоннеля покажется свет.
– Давай попробуем прогуляться, – предложил Ридли Рэчел.
– Это глупо! – крикнула Хелен, но они уже шли, борясь с качкой, вверх по лестнице. Едва не задушенные ветром, они воспряли сердцем: на горизонте среди