Перестройка как русский проект. Советский строй у отечественных мыслителей в изгнании. Александр Ципко
оды человека, по уничтожению всех оснований человеческой цивилизации: частной собственности, частного интереса, разделению на классы, демократии, религии и религиозных чувств и т. д. И поэтому, само собой, казалось важным рассказать, как это произошло, какие идеи, человеческие мотивы, ценности стояли за этим чудом, переломным событием в истории человечества. Мне еще недавно казалось самоочевидным, что свободы, которые принесла перестройка Горбачева, которых были лишены советские люди на протяжении десятилетий, и прежде всего право «жить не по лжи», право говорить вслух все, что ты думаешь, право увидеть собственными глазами мир, семьдесят лет закрытый от тебя железным занавесом, свобода совести, свобода предпринимательства, все те блага демократии, которые посыпались на нас в конце 80-х как из рога изобилия, – право прочитать все, что было написано нашими национальными гениями, гениями русской общественной мысли, и прежде всего о гражданской войне, – должны восприниматься нормальными людьми как праздничные дары, как источник радости.
Как мог я, на протяжении десятилетий будучи невыездным, не радоваться тому, что наконец на 47 году жизни я сажусь в самолет, вылетающий из Шереметьево во Франкфурт-на-Майне? Чудо. Еще пять лет назад я этого не ожидал. На протяжении всей советской истории многие, очень многие и, как правило, самые талантливые и одаренные советские, русские люди всю свою жизнь мечтали об этом, о том, что наша страна наконец-то освободится от всех советских противоестественных запретов, от поразительной скуки и ложности всего, на чем держалась советская идеология. Но они так и уходили в мир иной со словами «а советский маразм все крепчает и крепчает». И единственной радостью в их жизни оставалось прочитать полученную от друзей перепечатку «Размышлений о русской революции» Николая Бердяева, «Котлован» Андрея Платонова или еще лучше – самиздатовский текст сборника «Из-под глыб». Мой друг и наставник Володя Кокашинский в 1978 году, зная, что он умирает от рака, во время нашей последней встречи подарил мне как раз запретную книжечку «Из-под глыб». Она до сих пор хранится у меня на полке книжного шкафа, где собраны самые ценные и важные для меня тексты. Рядом с «Вехами».
А здесь, когда еще перед глазами стоит на мавзолее Константин Устинович Черненко как олицетворение дряхлости и беспросветности всего нашего советского бытия, уже Горбачев, следующий Генеральный секретарь, говорит о гласности, говорит нормальным человеческим языком, говорит о нормальных человеческих чувствах. И самое поразительное, ошеломляющее, о чем я уже сказал, – доступность всего, что десятилетиями было под запретом.
Еще десять лет назад талантливая, красивая Ирина Балакина, сотрудница Института философии АН СССР, кончает жизнь самоубийством, не соглашаясь с запретом на публикацию своей книги, самой главной ее книги – книги о Николае Бердяеве. А тут, уже в первые годы перестройки, начинается издание не только все же страдавшего «левизной» Николая Бердяева, а всех без исключения творцов русской религиозной философии начала XX века. Издательство «Правда» печатает еще в 1990 году «Истоки и смысл русского коммунизма» Николая Бердяева, становятся доступными «Несвоевременные мысли» Максима Горького, «Окаянные дни» Ивана Бунина, «Дневники 1917–1919 годов» Владимира Короленко, Петербургские дневники 1914–1919 годов Зинаиды Гиппиус и т. д. Наконец-то, спустя семьдесят лет, соединились русские века, дореволюционная русская общественная мысль пришла в кончающую свою жизнь советскую Россию. Как тогда казалось, навсегда оканчивалась эпоха тупой советской образованщины.
Становилась зримой вся страшная правда о том, что на протяжении семидесяти лет мы называли «Великой Октябрьской революцией». Чудо? Конечно, чудо. И никто, абсолютно никто из тех, кто уже не мог жить по лжи, кто призывал не жить по лжи, не верил, что это чудо, распад советской, созданной Лениным и Сталиным системы, возможно. Погруженный целиком и без остатка в русскую историю Александр Солженицын, чем он отличался от многих диссидентов, всего за одиннадцать лет до начала перестройки готовит к изданию библию антисоветского сопротивления, самиздатовский сборник «Из-под глыб», пишет для него три статьи. Но ни в одной из них нет не только предчувствия, но даже намека на предчувствие, что уже через пятнадцать лет его основной враг умрет, умрет сам по себе, без всякой серьезной на то причины. Напротив, Александр Солженицын осуждает советскую оппозиционную интеллигенцию, что она плывет по течению, ждет «этой свободы… как внезапного чуда, которое без наших усилий вдруг выпадет нам…»[1] А как выясняется, все же чудо бывает.
Еще за десять лет до переломных 1988–1989 годов, когда основные скрепы советской системы разрушились, никто ни в СССР, ни в мире не верил, что все это будет возможным, что в один день без какого-либо насилия в СССР исчезнет и цензура, и политический сыск, и будет восстановлено право на эмиграцию, и будет покончено с государственным атеизмом, и будет покончено с монополией КПСС на правду. Еще в середине 70-х сажали в тюрьму за статью, опубликованную в самиздате, за статьи, рассказы, повествующие всего лишь о печальных итогах социалистического обобществления русского села, выгоняли из партии с «волчьим билетом» за участие в обсуждении на квартире Лена Карпинского статьи ортодоксального марксиста Отто
Из-под глыб. Сборник статей. – М., УМСА-PRESS. – 1974. – С. 233.