Сердце в опилках. Владимир Кулаков
спасительное – «Захарыч»! Он так к этому привык, что, пожалуй, и сам с трудом помнил своё имя…
Пашку заинтересовал этот вопрос и он его задал.
– Никита, вообще-то… – как-то неуверенно ответил Захарыч на вопрос. – Никита Захарович Стрельцов, девятьсот десятых годов рождения! – может, впервые за долгие годы представился он. – Казачьего сословия. С Дону…
У него были могучие разлапистые руки, добрые и шершавые, с заскорузлыми, узловатыми, пожелтевшими от табака пальцами. Когда он ими касался лошадей, те громко пофыркивали, млели и улыбались глазами…
Руки Захарыча были постоянно чем-то заняты: то выпрямляли какую-то проволочку, то что-то строгали, шили, клепали. И только поздно вечером они, наконец, обретали ненадолго покой. Пашка глядел на них и думал: «Сколько же вы переделали и перевидали за свои семьдесят с лишним лет!..»
После репетиции номера с лошадьми и уборки конюшни Захарыч с Пашкой садились чаёвничать. Это было нерушимой традицией. Стрельцов заваривал свой фирменный крепчайший чай, а Пашка приготавливал гору сухарей. До этого Пашка думал, что заварка нужна только для цвета: чай – это так – кипяток с сахаром, не более того.
Захарыч много поведал ему о чае: где и как тот растёт, о чайном листе, о способах его сбора и заварки, – как это делают в Грузии, в Узбекистане, Азербайджане и других республиках. У старого циркового был специальный заварной чайник, почерневший от времени, который он бережно заворачивал в специальную тряпку на переезды. Под столом стояла самодельная электроплитка с ковшом для воды – непременные объекты для внимания пожарных во всех цирках. Тем не менее, они путешествовали с Захарычем, наверное, с тех пор как появилось электричество.
После чаепития Захарыч сворачивал свою «термоядерную», (как окрестил её Пашка Жарких), самокрутку. Через минуту он окутывался сизым ядовитым туманом, являя собой что-то среднее между паровозом Черепановых и проснувшимся Везувием. Курил Стрельцов исключительно махорку или самосад, которые покупал на местных базарах, считая сигареты с папиросами «дамским» баловством. Глядя на внушительных размеров самокрутку, Пашка как-то съязвил:
– Теперь я понимаю, кто виноват в том, что «капля никотина убивает лошадь»! Твоим «фугасом», Захарыч, можно угробить целый табун этих несчастных животных!
– Вот и не кури! Плохая привычка! Не бери с меня пример! – Захарыч с наслаждением затянулся, дрогнул небритым кадыком и пустил струю дыма в приоткрытую дверь шорной. Его глаза – два слегка замутнённых возрастом синих озерца, довольно поблёскивали из-под кустистых седых бровей.
«Ему бы бороду – вылитый Дед Мороз! – улыбнулся про себя Пашка. – Хотя, нет, тот не курит…»
В своей жизни Никита Захарович Стрельцов осилил всего четыре класса церковно-приходской школы, осиротел и попал в балаган. Там и прошли его «университеты». Но несмотря на это, Захарыч завидно грамотно строил свою речь и удивительно много знал.
– Курсы младших командиров да книги – вот, брат, мои ликбезы! –