Смысл жизни человека: от истории к вечности. Ю. Ш. Стрелец
во время греко-персидских войн, гласил, что каждый скорее сменит жизнь на смерть, чем законы своей страны на персидские».170
Смысл жизни оказывается выше самой жизни, ее цены, утверждаясь и посредством смерти.
«Судьба не приносит нам ни зла, ни добра, она поставляет лишь сырую материю того и другого и способное оплодотворить эту материю семя. Наша душа, более могущественная в этом отношении, чем судьба, использует и применяет их по своему усмотрению, являясь, таким образом, единственной причиной и распорядительницей своего счастливого или бедственного состояния».171
Судьба подобна одежде, которая не греет, а сохраняет нам наше тепло. Счастье или несчастье происходят от нас самих. Следовательно, смысл жизни не может состоять в устремленности к счастью, и лишь на феноменальном уровне, на уровне кажимости (типа, одежда нас согревает) отождествляться со счастьем, погоней за ним.
То же и с бедственным положением: его источник – внутри человека: «Если жить в нужде плохо, то нет никакой нужды жить в нужде».172 Ссылаясь на Цицерона («философствовать – это не что иное, как приуготовлять себя к смерти»), М.Монтень заключает, что «вся мудрость и все рассуждения в нашем мире сводятся в конечном итоге, к тому, чтобы научиться нас не бояться смерти».173
Освободившийся от страха смерти, может творить добро и жить в свое удовольствие; при этом, не боящийся смерти по причине того, что забывает о ней, не думает о ней, проявляет животную беззаботность, но не может жить, как того достоин человек: в радости и добродетели. Монтень пишет о смерти: «Лишим ее загадочности, присмотримся к ней, размышляя о ней чаще, нежели о чем-нибудь другом».174
Размышлять о смерти – значит размышлять о свободе. Кто научился умирать, перестал быть рабом. «Мера жизни не в ее длительности, а в том, как вы использовали ее: иной прожил много, да пожил мало…»175 «Освободите место другим, как другие освободили его для вас. Равенство есть первый шаг к справедливости. Кто может жаловаться на то, что он обречен, если все другие тоже обречены?»176
Так, Монтень спрягает, связывает не только жизнь и смерть, как ее изнанку, как то, что сопровождает нас с момента рождения, но и человека с другими людьми, равно смертными. В этом ему видится справедливость, которая, если не в социальном, так экзистенциальном смысле уравнивает всех.
Кроме смерти, считает Монтень, следует презирать и пороки, омрачающие нашу жизнь. Они закладываются в раннем детстве, превращаются в привычки и порождают затем страшные преступления. Очевиден педагогический вывод о росте пороков и необходимости их ранней «прополки»: «Нужно настойчиво учить детей ненавидеть пороки, как таковые; нужно, чтобы они воочию видели, насколько эти пороки уродливы, и избегали их не только в делах своих, но и в сердце своем…»177 К наихудшим порокам Монтень относит те, которые нестерпимы для собственной
Монтень М. Опыты. Избранные главы: Пер. с фр. – М.: Правда, 1991. С.43.
Там же. – С.61.
Там же. – С.62.
Там же. – С.63.
Там же. – С.69.
Там же. – С.79.
Там же. – С.78.
Там же. – С.84.