Под ласковым солнцем: Империя камня и веры. Соломон Корвейн
акустического ружья. Толпа просто взревела и дикий оглушающий рёв, людей, впавших в фанатичный раж, полностью накрыл площадь. Ор оказался настолько силён, что многих стоящих на площади резко оглушило, послышался гул и писк в ушах, будто рядом ещё один залп дала артиллерийская батарея.
Через некоторое время многие люди начали впадать в какое–то подобие экстаза, они начали качаться, плакать, смеяться и наконец, вся толпа стала с дикостью скандировать имя канцлера, которое без синхронного произношения превратилось в монотонный неразборчивый гул.
Габриель стоит в полнейшем смятении, приложив ладонь к левому уху, которое стремился скрыть от слуг министерств и последователей Культа Государства.
«Как»? – Это его единственный вопрос, пронёсшийся в сознании, а за ним последовали и следующие. – «Как человек, унаследовавший место убийцы, человек, который был сам как палач столь любим своими гражданами? Нет, не любим. Толпа и люди одержимы им до мозга костей. Люди его считают, чуть ли не Богом».
Габриель оглянулся, но далось ему это трудно, ибо он ощущает себя как пьяный, хотя чувства подобного не испытывал никогда, – руки и ноги не слушаются, голова идёт кругом, и вот-вот стошнит, но всё же юноша пытается сохранять самообладание над собой до конца.
Парень всё же смог оглянуться. Его покачивает как хмельного, а всё вокруг кажется нескользкого размывающимся, как будто он видит перед собой не явь. Убрав свой взгляд от плакатов, он заглянул в лица людей. Парень посмотрел в лик рядом стоящей женщины. И там он увидел образ, искажённый в гримасе смеха и дикого слезливого рёва. Она потеряла всякое человеческое достоинство, осталась лишь рожа одержимости и безумного подобострастия. Потом он заглянул в образ рядом стоящего мужчины. У него вместо лица была маска безумного ликования и полностью рабского подражания.
Он снова попытался найти своих друзей, беспокойно начав осматриваться по сторонам, но он не мог найти лица своих товарищей, как, ни стараясь выискать их среди этого всего одержимого каскада искажённых гримас. Однако к его великой радости он обнаружил Элен средь тысячи перекошенных безумством ликов. И, не способный удержать от того, чтобы посмотреть на лице девушки, юноша буквально впился в него пристальным взглядом, пытаясь запечатлеть всё. Овальные черты, но полной она не была, совсем наоборот, очень стройной, и глубокие карие глаза, длинные орехово-тёмные волосы, которые ниспадают, чуть ли не до пояса, да и вместе с этим он заприметил, что прекрасная дама лишена рвения толпы и её слепой любви.
Память юноши неожиданно выдала момент, как рассказывая своему другу Алехандро про Элен, то слушатель всегда демонстративно заявлял, что от подобной слащавости его просто стошнит. «Как можно быть таким мягким?» – Алехандро заявлял Габриелю.
Как ни странно, но жители Рейха, так же как и Габриель знали, что на празднествах просто необходимо радоваться во имя Канцлера, а посему такое ледяное спокойствие девушки обеспокоило