Под ласковым солнцем: Империя камня и веры. Соломон Корвейн
боли в ночи,
Свет человечества гас, словно свет от свечи!
Но не затухли тогда надежды рода людского,
Никто не забыл предназначенья земного.
И мир, ликуя, встретил Рейха славный восход,
Эпоху междуцарствия мы празднуем заход!
Мир захлебнётся в праведном огне,
Рейх скуёт новый мир в святой войне.
Огнем вновь вспыхнет небосвод,
Канцлер поведет нас на войну вперёд!
Рейх на ангельских крыльях несёт новый закон,
И момент славы великих дней будет нам возвращён.
Истину Веры Господь в нас сохранит,
Бред свободолюбивых глупцов давно позабыт.
Слуги лживых богов, растления верные псы,
И все те, кто не смог сохранить себя от пакостной лжи,
Только огнём глаза им можно на правду открыть,
Мы крестоносцы, готовы Рейха свет истины святой им пролить.
Мир захлебнётся в праведном огне,
Рейх скуёт новый мир в святой войне.
Огнем вновь вспыхнет небосвод,
Канцлер поведет нас на войну вперёд!
И не нужно нам ничего, кроме державы великой судьбы,
Не устанем мы ради Рейха от непрестанной борьбы.
И пускай путь дальнейший скрывает могильная мгла,
Но нам путь укажут Крест и Рейха два чёрных крыла!
Мир захлебнётся в праведном огне,
Рейх скуёт новый мир в святой войне.
Огнем вновь вспыхнет небосвод,
Канцлер поведет нас на войну вперёд!
Габриель выслушал гимн до последней строчки. Сотни и сотни раз он его слышал и каждый раз видел в нём не более чем песенку о величии державы, но ничего о страданиях и репрессиях. Там ни слова о самопожертвовании граждан Империи…. Ничего.
Когда гимн стих, юноша ощутил, что толпа ещё раз попыталась заликовать, пытаясь как можно больше усладить взор Службы «увеселений», но веселье уже оказалось слабым, постэкстазным, оно было несравнимо с первой волной, захлестнувшей разум и вывернувшей душу, это было всё равно, что сравнивать свет пламени свечи с горением маяка. Но власти было и этого достаточно.
Постепенно ликования толпы стали стихать, из граммофонов вновь полились мантры и религиозно-государственные гимны. Габриель стоит и раздумывает над тем, что сейчас произошло, его сознание немного затуманено, как к нему подошли его товарищи и так же ощутил всю тяжесть, которую они на себе понесли – так же имеют разбитый и опустошённый вид, как у людей с похмелья.
– Габриель, мы собираемся пройтись, ты с нами? – с тяжёлой подачей вопросил Давиан, чему юноша обрадовался – услышать знакомый голос.
– Да, с вами, – сухо, и смотрев печальными глазами в одну сторону, ответил Габриель. – А вы где были? Я вас не увидел… хотя осматривался и звал вас.
– Стояли тут неподалёку, – отчеканил сухо Давиан. – Увидели тебя, когда толпа стала рассеиваться.
– Ребят, никто не