Игры зверей. Юкио Мисима
красивее. Здесь дорога превращается в узкую, посыпанную галькой тропинку, которая, петляя между могилами, тянется вверх. Каменная стена перед рядами могил начала осыпаться, в щелях между обвалившимися камнями прочно укоренились летние травы. На горячем булыжнике, расправив сухие крылья, музейным экспонатом застыла стрекоза. В воздухе пахнет чем-то похожим на лекарства. Вместо бамбуковых и каменных ваз в этих краях используют наполовину зарытые в землю пивные банки; вода в них помутнела, во многих торчат засохшие ветки бадьяна.
Человек, который поднимется сюда до заката, не испугавшись туч комаров, будет вознагражден замечательным видом на Иро.
За зелеными рисовыми полями виден храм Тайсэндзи. Дальше, на южном склоне горы, мерцают в лучах заходящего солнца остатки стекол заброшенных теплиц, принадлежавших семье Кусакадо. Чуть в стороне виднеется черепичная крыша их опустевшего дома.
На западе мимо маяка ползет по заливу черный силуэт небольшого грузового судна. Видимо, оно следует из Осаки, везет железную руду из шахт Тои и сделает остановку в порту Иро. Его мачта бесшумно проплывает мимо крыш домов; в рассеянном вечернем свечении она ярче, чем луч маяка, и отсюда, с высоты, видна лишь эта узкая полоска.
Из домов отчетливо слышны звуки работающего телевизора. Из громкоговорителя рыболовецкого кооператива по горному склону разносится голос: «Членам команды „Кокура-мару“! Всем собраться завтра после завтрака. Готовимся к отплытию».
О приближении ночи можно судить по лучу маяка, который с каждой минутой сияет все ярче. В сумерках надписи на надгробиях почти не разобрать. Захоронение семьи Кусакадо, затерявшееся в углу кладбища среди других могил, отыскать нелегко. Вопреки протестам большинства жителей деревни настоятель храма Тайсэндзи на вверенные ему деньги соорудил такие надгробия, о каких его попросили. В маленьком углублении на склоне горы тесно прижались друг к другу три небольших новых камня. Справа похоронен Иппэй. Слева – Кодзи. И в центре между ними – надгробие Юко. Даже в сумерках оно выглядит нарядно – на камне киноварью написано ее посмертное буддийское имя. Под этим камнем, в отличие от двух других, прах пока не лежит.
Краска еще свежая, и, когда спускаются сумерки, на фоне множества белых могил выделяется только эта надпись, напоминающая о яркой помаде на тонких губах Юко.
Глава первая
Кодзи размышлял о солнечном свете, яркие лучи которого заливали проход к душевым кабинам, каскадом падали на подоконник, растекаясь по нему, как по листу глянцевой белой бумаги. Он с почтением и любовью относился к льющемуся через окно свету, хотя сам не знал, чем вызвано это чувство. Свет – божественное благоволение, нечто по-настоящему чистое, девственное, как расчлененное белое тело убитого младенца.
Лето только начиналось. Облокотившись на парапет верхней палубы, Кодзи удивлялся, что благодатные лучи утреннего солнца, в которых купалось его тело, в это же мгновение где-то далеко-далеко сливаются со слабым светом его разрозненных