Роман на лестничной площадке. Мария Ордынцева
почти каждый день. Пока он не пьет, еще терпимо. Но когда у него запой, это конец. Ты же сам видишь, как он себя ведет, какая он мерзость. Он не бьет, конечно, нас, но от этого не легче. Мама боится развестись, плачет, а я хочу, чтобы он умер. Просто умер, чтобы всем стало легче. Ведь моя мама вышла за него только из-за площади.
– Это как? – не понял Лешка.
Я знала, что сказала уже больше, чем нужно. Но мне хотелось выговориться, а он умел слушать и молчать об услышанном. Мне ничего сейчас от него больше не требовалось.
– Мы тогда жили в Самаре, в коммуналке, – пояснила я. – Отец нас бросил, когда мне было пять. Квартиру разменяли, мама смогла получить комнату в двушке. Кое-как мы там умещались, конечно. А он один в соседней комнате жил. Вот у них и сложилось. Ему нравилась моя мама, а маме нужно было меня растить. Она и вышла за него, чтобы у нас нормальная квартира была и отец у меня чтобы был. Потом маме предложили работу в Ульяновске. Мы переехали сюда – и вот тут все это началось и продолжается уже восемь лет. Я стала уговаривать ее развестись, но она не хочет слушать меня.
Лешке было трудно представить это, наверное, ведь у него была совсем другая семья. Но он хотя бы пытался, уже за это я была ему благодарна.
– А отец у тебя кто? Почему он вас бросил? – спросил он после недолгого молчания.
– Он был тренером гонщиков-мотоциклистов. Больше я о нем ничего не знаю, мы не общаемся. Я мало что помню, связанное с ним. У нас в альбоме лежит его фото, потом покажу, если захочешь, – я посмотрела, наконец, на Лешку, чтобы понять, как он отнесся ко всему сказанному, не противно ли ему сейчас находиться здесь.
– У меня тоже есть люди, которых мне иногда хочется убить, – вдруг сказал Кент, не сводя с меня глаз. Мне показалось, что голубизна в них стала ледяной.
– У тебя?! – переспросила я удивленно. – Кто?
– Да мало ли. Нелька, к примеру. Ты ее не знаешь, не старайся вспоминать, – уточнил он, заметив, как я морщу лоб, пытаясь вспомнить ее. – Я тебе точно могу сказать, что она виновата в том, что ты с Сабиром поссорилась. Она Черепку намекнула, что ты можешь за деньги… ну это вобщем…– он не знал, как помягче сказать, что я шлюха.
– Понятно, – помрачнела я.
– Черепок, дурак, передал все Сабиру, тот уши и развесил.
Пытаясь переварить эти новости, я подтянула ноги к себе и обхватила их руками. Я не понимала, за что. И Лешка … Получается, он давно вот это все знал и молчал. И? И что? Верил этой ерунде, зная меня лично? Нет же, не верил. Получается, что не верил. Или проверял меня? Или?
В голове начинался хаос. Мысли и сомнения напирали со всех сторон. Я уже не понимала, что является правильным логичным выводом, а что нет. Если я начала сомневаться в Лешке, то тогда зачем все это вообще? И имею ли я право в нем сомневаться после всего, что он сделал для меня? А что он такого сделал?
Я вспомнила, как Лешка недавно заступился за меня. Как раз, когда был хороший случай проверить, правда ли все это. Он же ни секунды не дал никому даже мысли допустить, чтобы про меня