Тамара. Роман о царской России. Книга 1. Ирина Скарятина
Яков Дмитриевич заинтересовался, Марфа Степановна стала приводить к нему некоторых из этих скитальцев, чтобы те могли лично поведать свои истории Благодетелю (разумеется, уже никак не "Сатрапу") уезда Архангела, в результате чего вскоре, ко всё возраставшему изумлению невидимых, но бдительных соседей, искренне надеявшихся, что Яков Дмитриевич должен был когда-нибудь справиться со своим чудны́м поведением и образумиться, вся местность наполнилась святыми мужами и жёнами, странниками и пилигримами, всяческими ущербными, известными как калеки и блаженные, то есть "счастливые юродивые Христа ради". А посреди всех них выделялась величественная фигура Якова Дмитриевича, теперь худая и измождённая от диеты, бессонницы и (хотя он ещё не осознавал этого) скуки, и он тихим и смиренным голосом вещал слова доброты, братской любви и ободрения своим странным посетителям.
В то же время влияние на него некогда малозначимой Марфы Степановны становилось всё сильнее и сильнее, пока люди не покачали понимающе головами и грустно не промолвили: "Она ещё его прижмёт, она его совсем задавит, уродливая старая курица". И мало-помалу скромная, "никому не нужная и забытая", стала всемогущей и принялась править Яковом Дмитриевичем железной рукой.
Затем, столь же внезапно, как и началась, вся эта удивительная святость прекратилась, и Яков Дмитриевич опять вступил в новую и, увы, скандальную фазу своего существования. Случилось это так.
В одно дивное летнее утро, когда он мрачно расхаживал взад-вперёд по своей любимой акациевой аллее, которую никому и в голову не пришло бы попирать, он с удивлением заметил, что на другом её конце появилась женщина, медленно направлявшаяся к нему статной, ровной, спокойной и неторопливой походкой. С первого же взгляда Яков Дмитриевич понял, что та молода, но уже замужем, ведь традиционный крестьянский платок был повит вокруг её головы, а не завязан под подбородком, ниспадая треугольником на затылок, как это было принято у незамужних. А приглядевшись, его опытный глаз определил – и, увы, он тут же испытал неожиданный трепет запретного, а стало быть, греховного удовольствия от сего открытия, – что молодка была настоящей красавицей, не только гибкой и стройной, но и широкоплечей, с высокой упругой грудью и соблазнительно округлыми бёдрами, призывно и вызывающе покачивавшимися при каждом её шаге. Пока она шла по дорожке, он не спеша и с одобрением рассматривал её золотистую кожу и румяные щёки, её длинные веерообразные чёрные ресницы, обрамлявшие скромно опущенные веки, её широкие брови – соболиные, как их принято называть, – её прямой короткий нос с очаровательной приплюснутостью на самом его кончике и довольно широкий, но красиво изогнутый рот. Когда же она спокойно подняла на него свои очи и стало ясно, что те миндалевидны и черны как смоль, он восхищённо цокнул языком, как делал всегда, когда ему действительно что-то нравилось, и тихо пробормотал себе под нос: "Царевна, лебёдушка … Яков, братишка, тебе повезло". Но вслух он лишь