Паломничество с оруженосцем. Тимофей Юргелов
грузики с вытяжения и навешивать их снова перед обходом.
– Я и так знаю, что не там, – сказал Борисыч, словно вложил какой-то смысл в эту фразу, потом он надолго умолк. Спросил только, что у него с ногой, – услышал, что перелом, и снова задремал. Проснулся часа через четыре, с аппетитом съел оставленную перловую кашу и свекольный салат. (Митрич кормил его с ложечки, потому что руки у Борисыча были забинтованы.) Дальше он лежал с открытыми глазами, глядя в потолок, и временами проницательно щурился.
Вот что рассказала сестра приемного отделения, отвозившая вечером дигамбара в реанимацию. (Она рассказала Любе, дежурной медсестре, а та, пока Борисыч спал, пересказала уже всей палате.)
Обуглившегося мужика на вершине ЛЭП увидели рыбаки, ехавшие ставить сети на озеро. Под вышкой в бурьяне нашли Борисыча, с обожженными ладонями, сломанной ногой, без сознания, но живого. Вообще, вечером ему везло больше, чем утром. Во-первых, в районной больнице, прозванной в народе "душегубкой", куда Борисыча отвезли рыбаки, не оказалось медикаментов для его лечения. Во-вторых, машина "скорой помощи" должна была везти какие-то документы в областную больницу и согласилась забрать за одно и больного. И в третьих, машина оказалась реанимационной. (Это была именно та "скорая", которую пыталась остановить на дороге Анна).
Борисыча еще в “скорой” подключили к аппарату искусственного дыхания, в областной больнице сделали переливание крови – и не прошло двух часов, как он открыл глаза и обругал по матери анестезиолога, коловшего иглой в вену.
"Всё, в палату его, – распорядился тот, включая капельницу. – Нормальный человек давно бы свернулся, а эти живучи как… – он, видимо, подбирал сравнение поотвратительнее – … как жабы".
Так дигамбар оказался на соседней с Андреем койке, чему, конечно, удивился, но не сильно.
Кроме Андрея, Борисыча и Митрича, в душной, пропахшей съестным и грязными телами палате лежали еще двое – одна кровать пустовала. Молодой смешливый пожарник по имени Коля, которого Митрич прозвал Мандолетом за то, что тот вывалился из окна общежития педагогического колледжа. Коле сделали операцию на бедре, однако неудачно: началось воспаление. Его собирались переводить в гнойное отделение, а пока он занимал первую от двери койку, у той же стены, что Андрей.
Еще один больной лежал у окна в противоположном углу, за Борисычем. У него был вывих шейного позвонка – и изуверское вытяжение за голову: ее просверлили как раз под скулами. Спица была вставлена в большую скобу, напоминавшую кокошник, вместо спинки на кровати установили блок с грузом, который тянул его к изголовью. Он не мог ни есть, ни пить и говорил с трудом: больше мычал и показывал руками, что ему нужно. За ним ухаживала жена, она же кормила жидкими кашками. С легкой руки Митрича все называли его почему-то Зинатулой, настоящего имени история не сохранила. Андрей мог видеть из-за Борисыча только колени, бледный нос и задранный подбородок и то, когда сам приподнимался на локтях.
Митрич был душой палаты. Он придумывал похабные истории про каждого