У Шивы длинные руки. Валерий Цуркан
это с его картинами. В то, что Ранджит говорил о снах – Айвен уже не верил, хотя поначалу поддался. Такого не бывает, люди не могут видеть одних и тех же снов.
Утром, едва вышел из отеля, к нему подбежал Амрит.
– Это вам! – мальчик протянул конверт. – Хозяин велел передать.
Не успел Айвен и слова сказать, как мальчишка исчез, лишь костлявая спина мелькала вдалеке. Сунув конверт в карман, двинулся к стоянке коптеров.
Пока телевизионщики готовили аппаратуру, открыл конверт и развернул листок бумаги. Это была записка от Ранджита.
«Простите, Айвен. Не стоило мне об этом рассказывать. Я думал, что в моем доме нас невозможно будет подслушать, но, кажется, я ошибся. Похоже, «Шива» все слышал. Постарайтесь жить, как жили всегда. Если же в вашей жизни начнутся странные изменения, то позвоните по этому номеру. Нужно будет лишь назвать свое имя. Вам все объяснят. И ни в коем случае не рассказывайте никому о нашем разговоре. У «Шивы» длинные руки».
Да он не оригинал, подумал Айвен, пряча листок в карман. Он реальный шизофреник.
Интервью прошло, как обычно. Это всегда наискучнейшая часть. Журналисты задают стандартные вопросы, он в тысячный раз рассказывает об одном и том же. За всю жизнь он общался всего с тремя интересными журналистами, располагающими к беседе. Обычно же все они лишь делают свою работу, без огонька, и гореть самому рядом с такими людьми не очень-то и хочется.
Вечером отправился домой. Незадолго до посадки в самолет в теленовостях пронесся шквал новостей о гибели известного в Калькутте чиновника Ранджита Тхакура. Подробностей не писали, только факт гибели.
Ночью Айвен плохо спал. Снился разговор с Ранджитом, и каждый раз тот погибал – то на него падала балка, то он вываливался в окно. Айвен просыпался в холодном поту, выкуривал сигарету и снова ложился – и сон повторялся. Утром встал разбитый и уставший.
Позавтракав, зашел в студию, но работать не хотелось. Действительно – зачем? Денег у него достаточно, чтобы прожить десятки лет, а встречаться с журналистами ради пустых интервью – надоело. Даже Ранджит Тхакур обратил внимание на его лучшие картины не потому, что увидел в них высокое искусство – они перекликались с его бредовой идеей.
Целый день Айвен провалялся на диване перед включенным экраном – смотрел дурацкое шоу. А в голове все кружились слова индуса, записка и новости, увиденные в Калькутте. А что если это не сумасшествие, и вся цепочка событий имеет связь? Нет, конечно, все это чистая случайность, а Ранджит сумасшедший. Жаль, что он погиб, но все эти слова – выдумка.
Айвен забросил вещи в стирку, вспомнил о записке и достал из кармана рубашки. Пытался найти здоровую логику в словах Ранджита, но не нашел. Явное умопомешательство.
Но записку не выбросил, а положил в ящик стола.
Близких друзей у Айвена не было, лишь знакомые из круга художников. Раздумывал, с кем бы поделиться этим случаем, но вспомнил слова индуса – «ни в коем случае не рассказывайте никому о нашем разговоре» – и решил эту тему ни с кем не обсуждать. Отчасти потому что самого