Все время мира. Лара Кутиченко
детские, самые безоблачные наши времена.
В городской же квартире мы зимовали, а потом уже полноценно жили в свои более взрослые, студенческие годы. В школу и из школы нас возили, учились мы, естественно, в одном классе, и это было удобно. А вот высшее образование развело нас по разным факультетам, расписание перестало совпадать. Ездить из загородного дома стало сложно, поэтому, посовещавшись на семейном совете, мы переместились в город. В квартире мне нравилось больше, я никак не мог насладиться городом, общением с новыми друзьями, кинотеатрами, кафе. Сестра же моя скучала по тишине, простору большого дома, чистому белому снегу или пению птиц, но тоже нехотя признавала удобство города. Когда же мы закончили второй курс, отец, уже отошедший от министерских дел, уехал снова за город, за тишиной и экологически чистым воздухом. Сказал нам, что ему требуется сосредоточение для написания цикла лекций. Сейчас-то я понимаю, что он хотел дать нам возможность отдохнуть от его надзирающего ока и познать прелести весёлой студенческой поры.
Когда он ушёл из жизни, квартира будто задалась целью свести меня с ума. Сестра уже к тому времени была замужем и жила отдельно. А я возвращался с работы в квартиру, где всё напоминало о нём. Все эти мелочи, на которые при жизни отца я не обращал внимания, стали вдруг «памятными вещами». Вот его стол, где он работал, вот его любимое кресло, где он отдыхал. На эту картину на стене он подолгу смотрел, из этой чашки пил кофе, на этих книжных полках копался в поисках нужной литературы. Это было просто невозможно. Можно было бы просто сделать ремонт и переделать всё под свой вкус. Но даже вид из окна был видом, на который смотрел он каждое утро перед тем, как надеть пиджак и выйти из дома. Я объяснился с сестрой и продал квартиру. Менять так менять, подумал я и вселился в современную высотку. Вид на тихий зелёный дворик сменился видом на реку и эффектную панораму города. Спокойный классический стиль тоже остался в прошлом, в моей новой квартире господствовал минимализм. Изобилию комнат я предпочёл открытое пространство, уюту – холод, сочности красок – монохром. Маленькая приватная зона спальни и ванной комнаты – не в счёт. Кстати, отцовское любимое кресло, торшер в технике Тиффани и ковёр из нашей старой квартиры перекочевали со мной и создавали невероятно притягательную, цельную островную композицию, интересно контрастирующую с остальной обстановкой и формой, и цветом, и температурой подачи. Это я не сам придумал, это так было написано в одном интерьерном журнале, который напечатал интервью с архитектором проекта.
Если что, архитектором была Маша, моя сестра. Насколько я был способен в точных науках и цифрах, настолько же она была погружена в мир цветов и форм. Она прекрасно рисовала с самого раннего возраста, могла надолго «зависнуть» над фотографией какого-нибудь знаменитого здания, прекрасно чувствовала цвет и гармонию построения пространства. Став чуть старше, она освоила необходимые компьютерные программы, искала себе добровольную практику на стройке, вникала и вгрызалась в науку и упоением и настойчивостью фанатика. При огромном