В гостях у турок. Под южными небесами. Николай Лейкин
благодарю вас… Я тороплюсь в редакцию. Нужно написать, нужно послать в типографию, – отвечал тот, встал, переминался и наконец снова обратился к Николаю Ивановичу: – Еще один, может быть, нескромный вопрос. Вы с какими целями посетили нашу столицу, ваше превосходительство?
– Я? Просто из любопытства, чтобы видеть славянские земли. Я и жена – туристы и пробираемся в Константинополь.
– Туристы? В Константинополь? А вы не командированы каким-либо русским министерством?
– Нет-нет. По собственному желанию.
– Может быть, это тоже тайна, которую вы, как дипломат, не вправе сообщить?
– Нет-нет. То есть, конечно, я путешествую с известными целями, но… Нет-нет!
И Николай Иванович махнул рукой.
– В таком случае не смею вас, ваше превосходительство, утруждать больше своим присутствием. Честь имею кланяться и поблагодарить за сообщения.
И сотрудник болгарской газеты поклонился, Николай Иванович подал ему руку, подала и Глафира Семеновна.
Николай Иванович вышел его проводить в коридор и кричал ему вслед:
– Так не забудьте сюжеты для передовых статей-то! Самовар, квас и баня! Русская баня на московский манер!
Николай Иванович вернулся из коридора в комнату и торжествующе сказал жене:
– Каково! Нет, в самом деле, должно быть, я очень похож на статского генерала!
– Да ведь сам же ты аттестовал себя коридорному превосходительством, – отвечала Глафира Семеновна.
– Э, матушка, другой сколько угодно аттестуйся, но ничего не выйдет. А у меня есть даже во взгляде что-то такое превосходительное. Коридорный с первого раза спросил меня, не превосходительство ли я. Да и не в одной Софии. В Белграде тоже.
И Николай Иванович, заложа руку за борт пиджака и приподняв голову и хмуря брови, стал позировать перед зеркалом.
– Лакеи и швейцары и мальчишек величают превосходительством, если им хорошо на чай дают, – сказала Глафира Семеновна.
– Однако я здешнему коридорному еще ни копейки не дал. И наконец, ведь не один коридорный. Вот сейчас был человек образованный, писатель, а как он меня присаливал превосходительством-то!
– Зато как нехорошо будет, если узнают, что ты наврал!
– А что такое? Головы за это не снимут.
– Неприятно будет, скажут: самозванец.
– Поди ты! Как узнать! Никто не узнает.
– Да ведь паспорт-то твой на болгарской границе записывали. Там ведь есть наше звание.
– Это в Цареброде-то? А Цареброд отсюда верст триста. Никто не узнает, если я буду себя держать по-генеральски. А я буду себя так держать, – проговорил Николай Иванович и позвонил.
Вбежал коридорный.
– Слушайте, Франц… – обратился к нему Николай Иванович. – Херензи…[67] Нам мало этой комнаты. Вениг…[68] Нам нужно еще комнату. Нох ейн циммер… Мне нужна приемная. Вы видите, ко мне начинают ходить посетители, и мне негде их принять. Вы поняли?
– Разбирам,
Слушайте…
Мало…