Огненный воздух. Александр Тамоников
удивился доктор, но Сосновский был уже готов к этому.
– О, мой друг не курит! Это для поддержания хороших отношений с другими ранеными, это подарок для тех, кому мой друг сочтет возможным сделать приятное.
– И все же вам придется обратиться лично к главному врачу для разрешения посещения. Я провожу вас, если вы настаиваете!
– Не беспокойтесь, доктор! Увы, мой долг требует покинуть этот гостеприимный город. Меня ждут машина и фронт. Я солдат, дорогой доктор, и мое место там! Прощайте!
Козырнув, Сосновский повернулся и уверенным шагом двинулся к выходу, напряженно ожидая, окликнут его или нет. И насколько настойчиво его могут попросить задержаться. Но сейчас лучше уходить, потому что он и так уже основательно «засветился». Не стоит еще и «светить» документы майора Зигеля, которые так удачно ему попали в руки. На сегодня он узнал достаточно, а сейчас лучше уйти и подумать, что делать дальше и как добыть дополнительные сведения. Главное сделано, он узнал, что инженер Штернберг находится в этом госпитале. Следующий этап операции – похищение инженера и переправка его за линию фронта. У двери Сосновский успел бросить назад беглый взгляд и заметил, как доктор прижал к себе фрау Марту и его ладонь легла на ее округлую попочку.
«Поверил в мою «легенду»? – Сосновский в этом сомневался, быстро спускаясь по лестнице во двор и направляясь к воротам парка. – Стоит мне повторить визит и попробовать встретиться с инженером? По этой легенде не стоит. Но мне нужно увидеть его палату, узнать, куда выходят окна и какие еще помещения находятся рядом. Придется планировать похищение».
На лавке парка сидела девушка, которая держала в руках большое зеркальце и рассматривала в нем свои брови. И когда Сосновский поравнялся с ней, девушка выронила зеркальце, испуганно всплеснув руками. Разведчик тут же пришел на помощь, поднял зеркальце, но успел направить его так, чтобы увидеть окна госпиталя за своей спиной. Так и есть. Он не ошибся. Тот самый доктор стоял у окна и наблюдал за майором, который только что пытался пройти в палату к инженеру Штернбергу.
– Прошу вас, фройляйн. – Сосновский подал зеркальце его владелице, вскинул пальцы к фуражке и поспешил дальше к выходу.
«Значит, новый визит отпадает, – подумал он. – По крайней мере, в этом образе. Надо и теперь думать. Хм, Марта… А ведь это местная шлюшка. Скорее даже женщина, которая пытается как-то устроиться в этой жизни с помощью мужчин, не отказывая им. Знакомая психология. А сколько советских женщин растит сейчас детей без мужей, погибших на фронтах. А зачастую и не только своих. А сколько их работает на фабриках и заводах, стоит у станков сутками, помогая фронту? Не видели вы настоящего горя, не знаете, что такое настоящая беда, фрау Марта! Вы одна из тех, кто рукоплескал Гитлеру, кто восхищался факельными шествиями нарождающегося фашизма, кострам из сжигаемых книг мировой литературы. И про концлагеря вы не знаете, фрау Марта? А про Ленинград вы слышали?» Сосновского передернуло от брезгливой ненависти, но он был разведчиком, и эта работа требовала