Честь и Нечисть. Александр Гриневский
поди, у себя дует. Возле будки ржавые ворота нараспашку. Ворота есть, а забора нет, смешно. В ворота утыкается просёлочная дорога. Вот на дорогу сейчас смотреть не хотел. Хватит, все глаза проглядел. Полдень уже, солнце прямо над головой. Борт мог уже десять раз прилететь, а Юзика всё нет. Вчера они целый день промаялись, ожидая заброски, но борт так и не пришёл. Оставили барахло у сторожа и разошлись. Я – к себе на базу, Юзик – куда-то. Условились в восемь утра встретиться здесь – и вот.
Юзик – тридцатилетний прибалт из бичей. Белобрысый, высокий, широкоплечий, но какой-то плоский, словно расплющенный. И во всю плоскую грудь татуировка – крест смачно выколот с тонами и полутонами. Оторопь берёт, когда видишь. Прижился в посёлке. Летом он с геологами, зимой за любую работу берётся, выживает как-то. Все, кто с ним в маршрутах бывал, отзывались хорошо – надёжный парень.
Так что делать-то? Начальству звонить? Объяснять ситуацию? И так всё ясно. Одному? Одиночные маршруты категорически запрещены. В любом случае виноват окажусь я. Я – геолог, я – главный. Юзик – что? Бомж, работяга, человек-лопата. Его даже с работы не попрут. А если борт уже вышел? Деньги тогда пропали, а экспедиция и так на мели. Да мне тоже ничего не будет. Усмехнутся, пожмут плечами. И пойдёт слушок: слабачком парнишка оказался, лопушком, сорвал первый самостоятельный маршрут. И будут посмеиваться вслед. Твою же мать!.. Не выдержал, вскочил на ноги, обернулся – дорога всё так же беспечно выкатывалась из леса. Светило солнце, и щебетали птицы. Спокойствия сие благолепие не добавляло. Оставалось ждать. Пытался задавить тревогу, вспоминая, как и почему оказался в этом месте, в это время…
Впервые в эту экспедицию он попал три года назад. Производственная практика после третьего курса. Геологическая съёмка. Экспедиция была небольшой, базировалась на окраине богом забытой деревеньки, занимала несколько полуразвалившихся брошенных изб, и только слепленный на скорую руку щитовой барак, отведённый под «камералку», радовал глаз свежей зелёной краской и сверкающими на солнце окнами. Две буровые установки, старые водовозки, утопающие в высокой траве, да две «шестьдесят шестые», на которых мотались за продуктами в ближайший посёлок, где кипела жизнь. Замкнутое жизненное пространство, замкнутый на себе коллектив, своя иерархия. Естественно, главный геолог – руководитель экспедиции. Завхоз, кадровичка – они и в Африке начальники, не о них разговор. Речь о настроении, о незримом облаке внутренней оценки. Две касты, держащиеся особняком, со своими лидерами: буровики и полевики-маршрутники. Буровые установки работали там, куда можно было дотянуться с помощью дорог. Маршрутник – это геолог, которому в помощь придан человек-лопата: шурфы бить (бич или студент на крайний случай). Рюкзак, молоток, ружьё, минимум жратвы и заброс вертолётом в тайгу на две недели. Автономное плаванье. О таких полевиках складывались легенды, которые значили куда больше, чем занимаемые должности. «Лосями» их здесь уважительно называли.
Арговский, Гроздев и были такими «лосями». Держались они особняком. Две недели в поле, неделя отдыха. Гроздев сразу уезжал в посёлок и на базе появлялся только накануне следующего