Песни радости и счастья. Евгений Васильевич Абрамович
но нарушители спокойствия не отстали. Громко прожужжали над ухом маленькими крылышками. Перевернувшись на спину, я открыл глаза и наблюдал, как над моим лицом кружатся большие чёрные мухи.
Сел в кровати, покрутил головой по сторонам, осматривая комнату. Мух было много, целый рой крутился вокруг меня. Точками они летали над потолком, сонно ударялись о стены, вяло тыкались в окна, ища выход наружу. Комнату заполнял тихий монотонный гул. Я словно оказался посреди огромного улья, вместо пчёл в котором были мухи. Рассеянно отмахиваясь от наседавших насекомых, я спустил ноги на пол.
Одевшись, пошел на кухню. Там их было ещё больше, чем в комнате. Они толстым слоем облепили окна, не пропуская внутрь пасмурное утро. Копошились живыми занавесками, жужжали. Вчера во время уборки я смёл с подоконников мёртвых насекомых. Собрал в мусорное ведро и оставил возле печки, забыл выбросить. Сейчас ведро было пустым, на дне валялись только несколько смятых конфетных фантиков и коробок из-под спичек. Никаких дохлых мух. Я немного постоял, соображая. Может вчера насекомые были просто сонные или в параличе? Они ведь тоже впадают в спячку на зиму. А сейчас проснулись, почувствовав тепло в доме. Хотя я точно помнил их высушенные тела, пустые оболочки, которые рассыпались и разваливались на части от малейшего прикосновения, оторванные крылья и маленькие чёрные лапки. Вчерашние мухи точно были мертвы. Куда же они делись и откуда взялись все те, что летают сейчас по дому? Может вчера я машинально выбросил мусор из ведра, просто забыл об этом? А сейчас по дому летают совсем другие мухи, выползшие из щелей? Остановившись на этом варианте, я решил перестать ломать голову.
Надо было как-то выгнать их из дома. Порывшись в шкафах, я не нашел никакой отравы от насекомых. Окна не открывались, были заколочены наглухо. Я раскрыл настежь двери. Впустил внутрь сырость, но, почувствовав свежий воздух, мухи ринулись наружу.
Быстро позавтракав, я пошёл на улицу. Казалось, что стало ещё холоднее, чем вчера. В воздухе стояла плотная водяная взвесь, что-то среднее между мелким дождём и плотным туманом. Влага пробиралась под одежду, покрывала руки и лицо холодной мокрой плёнкой. Хотелось поплотнее закутаться в фуфайку.
Во дворе я наткнулся на следы больших раздвоенных копыт. Свежих и чётких на мягкой земле. Животное топталось здесь ночью, ходило кругами по двору и тёрлось о стены дома. Я снял с бревна сруба прилипший клок шерсти. Лёгкий, сероватый, пахнущий мускусом, хвоей и плесенью. Скатав шерсть в шарик, я выбросил его. На руках остался запах, резкий, но приятный.
Я пошёл по следам. Из двора животное пошло в обход дома в дедовский сад. Тут на земле, кроме уже привычных раздвоенных копыт, я обнаружил следы лап. Больших, как у огромной собаки. Или волка. Я ненароком поежился. Дед рассказывал про волков в здешних лесах, даже на моей памяти залётный серый одиночка однажды утащил соседскую овцу.
Здесь же были следы копыт поменьше, как у косули. На свежей грязи у забора красовались отпечатки маленьких лап. Лисьих, подумалось мне. Я был почти уверен, что вчера этих следов ещё не было.