Заступница. Владарг Дельсат
больше нет. Лера спряталась где-то внутри, потому что её убил этот гад, сначала сделав то, что никто никогда не делал, а потом грубо, по-звериному взяв меня. Меня нет больше, осталась только дрожащая оболочка. И эта оболочка задыхается от боли, которой становится всё больше. Я не в состоянии ничего делать и в момент, когда ослабевают руки, просто падаю на пол, понимая, что сейчас будет. В ушах звенит всё сильнее, голова кружится уже очень сильно, волной накатывает тьма, которой я не сопротивляюсь. Сейчас этот фашист меня будет бить, я знаю, но меня обнимает блаженная тьма, и я исчезаю. Может быть, я, наконец, умерла?
Если бы у меня была возможность исправить сделанное, я бы никогда и ни за что не уехала бы от родителей. Но такой возможности нет, поэтому мне остаётся только уповать на смерть. Я понимаю, что ничего так просто не будет, но надеяться-то хотя бы можно? Я уже очень-очень надеюсь, когда какой-то смрад проникает в ноздри, возвращая звуки и сильную, непереносимую боль.
– Её что, впервые? – интересуется Вячеслав Игоревич, это его голос.
– Похоже, – а это Вера. – И силой взял, судя по всему. Она ж домашняя…
– Поэтому ты её и невзлюбила, – хмыкает военный, которого я не вижу, потому что боюсь открыть глаза. Я, судя по всему, лежу на животе, на кровати – она мягче пола. – Замечание тебе, Вера. Ты не в детдоме, а если она с ума сойдёт, что будет?
– Выкинете вместе со мной, – как-то заученно отвечает ему девушка. Но голос у неё упавший, видимо, это «замечание» что-то да и значит.
Я решаюсь открыть глаза, вижу рядом людей и сжимаюсь изо всех сил. Сзади печёт, но боль уже не такая сильная, можно терпеть и не орать. Мне страшно, мне очень страшно, но боится только Леркина оболочка, ведь Лерки нет уже. Кажется, прошло много месяцев, но, судя по всему, нет. Валера, фашист этот, испугался, когда я упала, и позвал на помощь. Теперь его увели объяснять его неправоту, как мне говорит этот военный.
– Приставь кого-нибудь из девчонок, – распоряжается Вячеслав Игоревич. – Пусть покормят и последят ночью, её парень получит своё и предупреждение от меня лично.
– Хорошо, Вячеслав Игоревич, – соглашается Вера, а потом я слышу её голос у самого уха. – Прости меня, пожалуйста, я не ожидала…
Я понимаю, о чём она говорит. Судя по всему, или она не думала, что Валера прямо так изобьёт, или что будет силой… ну… В любом случае, уже поздно – мне очень-очень страшно. Жутко просто находиться там, где со мной такое сделали, но я почему-то не могу двигаться, поняв это, когда пытаюсь подняться. Вера, как будто понимает моё желание, мягко придерживая меня рукой.
– Осторожнее с ней, – просит Вячеслав Игоревич. – В отличие от вас, у неё рухнул весь мир. Она сейчас, как ты в десять, плюс ещё избили до обморока, и…
– Я поняла… – шепчет Вера, а потом усаживается рядом со мной.
Несколько секунд она просто сидит, а потом вдруг обнимает меня и начинает плакать. И столько в её плаче отчаяния, боли, как будто