Радиация сердца. Евгений Рудаков-Рудак
бежал, пока не стал задыхаться, после шел с закрытыми глазами, потому что слёзы не давали смотреть, потом споткнулся и упал, и долго лежал, не ощущая ни места, ни времени. Слёзы закончились, он просто лежал на спине, сжав руки под подбородком и смотрел в небо, половина которого была совершенно черной, а половина густо усыпана звездами. Красиво, интересно, а ещё очень тихо, только под ним, или рядом, ритмично и глухо что-то постукивало. Стало чуть-чуть страшно. Не сразу понял, что это так стучит собственное сердце.
Ваня сел и оглянулся назад. Смотреть на звезды вроде бы ничего, но вокруг было так темно, хоть глаза выколи и непонятно куда идти. «Хоть бы луна вышла. Почему так, когда спишь – она тут как тут, светит и мешает, а сейчас, когда надо, её нету», – подумал он и вдруг, откуда-то, прямо из звёзд, в глаза ему стали падать туманные картины, как будто припорошенные снегом: он увидел маму Марфу и Колю, еще Ваню и Валю. Он понял, что вспоминал их часто, может быть каждый день, только почему-то забывал, что это были они. Вспомнил, что в первые два года жизни у Киршей это случалось чаще по утрам, он заливался слезами, а тётя Фрида садилась рядышком, гладила его по голове и… тоже плакала, а после давала ему лишний кусочек сахару, чтобы никто не заметил. Почему он всё забыл и вспомнил только сейчас, глядя на небо и звезды.
Через некоторое время, как только подумал про луну, она неожиданно выплыла из чёрной стороны неба и осветила всё сказочным светом. Он встал, и с открытым от изумления ртом, осмотрелся. Вроде бы и бежал недолго, но места эти видел впервые. Точно… раньше не видел! Ваня любил читать и прочитал уже много сказок, и тут же подумал, что оказался в самом настоящем сказочном лесу. Ему стало жутковато, он вздрогнул, раз и другой, и… не сразу понял, отчего так дрожит, от страха или от холода. Луна освещала далеко, но куда идти – не показывала.
С темной стороны леса, а может быть из под низких темных туч раздался нарастающий, тоскливый вой. Ваня давно знал, как воют волки, особенно зимой, в здешних местах никто этому не удивлялся. Но одно дело сидеть в теплой избе и слушать, совсем другое, когда ты совсем один, ночью, в заснеженном поле. Показалось, что он сжался до меньше меньшего и теперь волки точно не найдут его, но вот сердце! Оно стучало громче и громче, и казалось, что этот стук разносился уже по всему полю, как будто созывало всю волчью стаю: «Сюда. а! Он зде. есь!» Ваня даже задохнулся от обиды на собственное сердце, у него потекли слёзы. Он прислонился к стволу маленького деревца и стал тихо звать маму Марфу, неожиданно вспомнил её слова: «По волчьи можно завыть в жизни, случается, но жить всё равно надо по людски, сынок». Дернулся и нащупал зашитую в рукав ватника монету, показалось, от неё идёт тепло. Зажал её в кулак крепко и прошептал: – Дедко, вот он я, помоги…
Почти теряя сознание, вдруг услышал с одной стороны противный вой, а с другой мужской крик: «Ваня..а..а! Где ты, сыно. ок»! Потом увидел летящие к нему светящиеся точки, он знал, так светятся волчьи глаза, только руку протяни, а под ними оскаленные пасти с белыми острыми клыками по краям. Казалось, пасти были огромные, до неба, а глубоко, внутри них,