Год потопа. Маргарет Этвуд
даже по тяжелым временам, даже по горю, – потому что ее нынешняя жизнь была пыткой. Тоби пыталась представить себе далеких, давно не существующих родителей – как они витают над ней, словно два духа-хранителя. Но ничего не видела, только туман.
Она пробыла возлюбленной Бланко меньше двух недель, но ей казалось, что прошли долгие годы. Бланко считал, что баба с такой тощей жопой, как у нее, должна уже считать за счастье, если нашелся мужик, готовый ей засунуть. Еще она должна быть счастлива, что он не продал ее в «Чешуйки» как временную работницу (там это означало «временно находящуюся в живых»). Да, пускай благодарит свою счастливую звезду. А еще лучше – пускай благодарит его, Бланко. Он требовал, чтобы она говорила ему «спасибо» после каждого унизительного акта. Правда, Бланко не стремился сделать ей хорошо: хотел только, чтобы она ощущала свое подчинение.
От работы в «Секрет-бургере» он ее тоже не освобождал. Он требовал, чтобы она обслуживала его во время своего обеденного перерыва – в течение всего получаса, а это означало, что она оставалась без обеда.
День ото дня она становилась все голоднее и все больше падала духом. Теперь у нее был свой набор синяков, как когда-то у бедняжки Доры. Тоби все сильнее отчаивалась: ясно было, к чему идет дело, и ее будущее больше всего напоминало темный туннель. Скоро Бланко использует ее всю, и ничего не останется.
Кроме того, исчезла Ребекка, и никто не знал куда. Если верить уличным слухам, ушла в какую-то секту. Бланко на это плевал, поскольку Ребекка не входила в его гарем. Ее место в «Секрет-бургере» скоро занял кто-то другой.
Тоби работала в утреннюю смену, когда увидела, что по улице приближается странная процессия. Судя по плакатам, которые они несли, и гимнам, которые пели, это было какое-то религиозное движение, хотя раньше она ничего похожего не встречала.
В Отстойнике было множество культов и сект, и все они старались уловить страдающие души. Явленные плоды, петробаптисты и другие религии для богатых сюда не совались, но время от времени по улицам шаркали кучки стариков в фуражках – оркестры Армии спасения, одышливо сипя под тяжестью барабанов и валторн. Иногда мимо, крутясь, проносились увенчанные тюрбанами суфии из Братства чистого сердца, или одетые в черное поклонники Древнего, или стайки харе-кришн в оранжевых рубахах – они бренчали и распевали гимны, навлекая на себя насмешки толпы и град гнилых овощей. Исаиане-львисты и исаиане-волкисты одинаково проповедовали на перекрестках и воевали между собой: они не могли договориться, кто возляжет рядом с ягненком – лев или волк, когда настанет Тысячелетнее Царство. Когда они сцеплялись между собой, банды плебратвы – смуглые «текс-мексы», бледнокожие «белоглазые», азиаты-«косые», «черные сомы» – налетали на упавших и обшаривали их в поисках чего-нибудь ценного или хоть чего-нибудь вообще.
Процессия приблизилась, и Тоби стало лучше видно. Предводитель был бородат и одет во что-то вроде кафтана, сшитого, судя по его виду, обкуренными эльфами. За ним