Лучше не бывает. Айрис Мердок
общему согласию, не замечать этого. Он был высоким, худым, наполовину облысевшим и поседевшим человеком с выпуклым лбом, изборожденным иероглифами морщин, и проницательным взглядом умных задумчивых глаз.
– Пола, тебе обязательно читать за столом? – спросила Мэри.
Пола Биран, мать близнецов, была поглощена книгой. Воспитание своих детей она полностью доверила Мэри и в подобные моменты казалась едва ли не их ровесницей. Пола развелась с Ричардом Бираном больше двух лет назад. У самой Мэри за спиной были многие годы вдовства.
– Извини, – сказала Пола, закрывая своего Лукреция. Она преподавала в местной школе греческий и латынь.
Мэри придавала большое значение их совместным трапезам. Это было время общения, ритуального, почти духовного единения. Человеческая речь и соприсутствие залечивали те раны и царапины, от которых одна только Мэри, с ее обостренной и неустанной чувствительностью, страдала, стараясь восстановить гармонию, к которой тоже только она одна и стремилась. В эти минуты Мэри обладала никем не оспариваемой властью. И если экономка воплощала собой коллективное бессознательное, то Мэри – коллективный разум. Повторяемость завтрака, обеда, чая и ужина вносила элементы порядка в ситуацию, которая, по ощущению Мэри, всегда балансировала на грани может быть и приятной, но неотвратимой анархии.
Сквозь большие, увенчанные причудливыми викторианскими башенками окна, сквозь их чугунный переплет светило горячее солнце, отбрасывая зеленоватые тени от кустиков жимолости с одной стороны и вистарии – с другой. Оно сделало заметными пятна на клетчатой красно-белой скатерти, хлебные крошки, кофейные зерна и человеческие волосы на плитках пола. Близнецы уже закончили пить чай, Тео унес свой в спальню, Пирс еще не спускался, Кейт, как обычно, запаздывала; Мэри, Пола и Кейзи чаевничали втроем.
– Она опять заимела новую машину, – сказала Кейзи.
– Я бы просила вас называть имена тех, о ком вы говорите, а не называть всех «она».
– Моя сестра.
Бóльшую часть жизни Кейзи пожрала забота о захворавшей матери, которую она, впрочем, иначе как «старая сука» не называла, и она была не в состоянии простить сестру, избегнувшую той же участи и нашедшую богатого мужа. Краснолицая, с головой в кудряшках, плотная Кейзи часто вдруг принималась рыдать у телевизора, когда там показывали что-нибудь печальное, вызывая у Мэри деятельное и взволнованное сострадание.
– Какой марки? – спросила Пола. Она все еще была мыслями вся в Лукреции, прикидывая, не будет ли для школьников на экзамене слишком труден отрывок из него.
– «Триумф» или что-то в этом духе. Некоторым такие нравятся. Поездки на Коста-Брава и все такое.
– А мы сегодня опять видели ту же самую летающую тарелку, – объявила Генриетта, вернувшись с Монрозом, котом Барбары. Близнецы часто делали подобное утверждение.
– Серьезно? – спросила Мэри. – Генриетта, пожалуйста, не надо ставить Монроза на стол.
Монроз был крупным, кофейного цвета, полосатым животным с золотистыми