Лучше не бывает. Айрис Мердок
прямоугольные дрожащие золотые пятна на выцветшие в цветочек обои большого, выложенного плиткой холла, служившего по выходным столовой. Входная дверь была широко распахнута, позволяя слышать далекую кукушку, а над заросшим травой гравием дороги, над подстриженной покатой лужайкой и высокой, цвета малины со сливками изгородью спиреи вздымалось море – серебристо-голубое, слишком нежное и прозрачное, чтобы его отлив можно было назвать металлическим. Скорее оно напоминало плотную серебряную бумагу, прихотливо поднимаясь и опускаясь под белесым голубоватым блеском зрелого лета. И пыльное золото солнца, и эфирная прозрачность моря говорили о наступающем вечере. Обе женщины поднимались по белой лестнице: Кейзи – тяжело и неловко, Мэри – стремительно; на самом верху они заспорили о чем-то. Мэри послала Кейзи в свободную комнатку, а сама направилась к комнате Барбары.
Мэри Клоудир и ее сын Пирс уже почти четыре года жили в Трескомбе. Отец Мэри, придавленный жизнью человек, был младшим клерком в страховой компании; он и нежная, слабая мать Мэри умерли одновременно от воспаления легких, оставив свое единственное дитя, тогда девяти лет от роду, на попечение пожилой и нуждающейся тетки. Но Мэри все же с помощью стипендии удалось успешно закончить учебу, во время которой она и встретила Кейт. Кейт восхищалась Мэри и почти инстинктивно заботилась о ней. Они стали верными подругами. Гораздо позднее, когда Мэри оказалась бездомной бедной вдовой в самом низу социальной лестницы, Кейт предложила ей переехать и пожить у них. Мэри после многих сомнений решила попробовать. И она осталась. Кейт и Октавиен наслаждались благополучием и глубоким чувством превосходства благодаря своему высокому общественному статусу. Мэри, будучи обездоленной, иногда впадая в романтизм, называла себя изгоем, хотя в то же время она ценила те преимущества, которыми обладали ее друзья, и готова была пользоваться их поддержкой. Но, разумеется, она не приняла бы их милосердия, если бы они оба не обладали в полной мере природной добротой; это свойство находило даже физическое выражение в их округлости – в крупной круглой и лысой голове Октавиена, с ее шелковой золотистой тонзурой, в пухлом лице Кейт, в пушистом шаре ее мягких русых волос. Им обоим свойственно было беззаботное великодушие, правда, что-то в них наводило на мысль о необычных грешниках, которые чудесным образом решили стать праведными. Их брак был счастливым, и они оба прилагали все усилия к тому, чтобы все вокруг тоже были счастливы. Мысль о том, что она сама в высшей степени нужна им, не волновала Мэри. Она вела дом, она следила за детьми, она всегда оказывалась там, где нуждались в ее помощи. Но она знала, что их благодеяния неизмеримо больше.
Присутствие с недавнего времени в доме Полы с ее лисьей мордочкой поначалу смущало Мэри. Пола была ее подругой по колледжу, с Кейт она познакомилась, приехав после своего развода погостить у подруги. «Все готовы приютить разведенную женщину», – говорила Пола. Мэри пригласила ее, и Кейт была очарована ею. Кейт предложила Поле остаться с ними на неопределенное время. Октавиен придумал шутку насчет гарема, и дело было решено. Пола была старшей и почитаемой подругой студенческих лет. Мэри