Загадка песков. Эрскин Чайлдерс
Вид яхты напомнил про необходимость закупить провизию. Я поспешил назад, в старый квартал, и сторговался насчет яиц и хлеба с милой старушкой, розовощекой, словно debutante[24], которая из патриотических соображений сделала вид, что не понимает немецкого, и позвала здоровяка сына. Но его небогатый запас английского представлял собой рыбацкий сленг, почерпнутый на британском траулере, и был совершенно бесполезен для коммерческих целей.
К моему возвращению Дэвис приготовил чай, и, выпив его на палубе, мы продолжили путь по укромному заливу. Вопреки названию он был не шире обычной реки, и только облака переливающихся всеми цветами радуги медуз напоминали, что этот водоем является частью моря. В этих краях не бывает приливов и отливов, превращающих прибрежную зону в мешанину грязи. Перед нами открывались то галечный пляж, то скопление шелестящих листвой деревьев. Местами молодая береза, одетая в чулок ярко-зеленого мха, подбиралась к самому урезу воды и гордо возвышалась среди опавшей золотистой листвы и огненно-красных лишайников.
Дэвис был задумчив, но оживился, стоило мне завести разговор про датско-прусскую войну.
– Германия – чертовски великая держава, – заявил он. – Я иногда думаю: не предстоит ли нам воевать с ней?
Небольшой инцидент, случившийся после нашей постановки на якорь, усилил впечатление от этого разговора. В сумерках мы вползли в тихую заводь, настолько мелкую, что почти проскребли килем по каменистому дну. Напротив нас, на берегу, где располагается Альзен, четко виднелся на фоне закатного неба шпиль монумента, притаившегося в зеленой лощине.
– Что бы это могло быть? – поинтересовался я.
Переплыть на ту сторону – минутное дело на нашем ялике. Покончив с постановкой, мы взялись за весла. От глинистого пляжа поднимались заросли утесника и ежевики. Раздвигая ветви, мы добрались до стройного готического мемориала на постаменте из серого камня, украшенного барельефом с батальными сценами. Они изображали пруссаков, высаживающихся со шлюпок, и датчан, оказывающих отчаянное сопротивление. В гаснущем свете дня мы разобрали надпись: «Den bei dem Meeres-Uebergange und der Eroberung von Alsen am 29. Juni 1864 heldenmüthig gefallenen zum ehrenden Gedächtniss». – «Вечная память тем, кто героически погиб при высадке и штурме Альзена 29 июня 1864».
Мне известна была склонность немцев к увековечению – подобные мемориалы я видел на полях сражений в Эльзасе да и буквально несколько часов назад на Дибболе. Но было нечто в этой сцене – время или обстоятельства, – что придавало ей особую трогательность. Что до Дэвиса, то я едва узнал приятеля: когда тот оторвал глаза от надписи и обратил их на тропу, по которой мы поднялись от моря, они блестели и были полны слез.
– Шлюпочный десант, надо полагать, – произнес он, словно разговаривая сам с собой. – Можно себе представить, каково это. А что означает «хельденмютиг»?
– Героически.
– Heldenmüthig gefallenen… – вполголоса повторил мой друг, выделяя каждый слог. Он напомнил мне ученика, читающего
Девушка, впервые выезжающая в свет