Война ведьмы. Джеймс Клеменс
раскрыл их тайну.
Тол’чак выпрямился на своем месте, словно огромный валун поменял положение.
– Мы ничего ей не говорили, – проворчал он.
Могвид просто сидел на своем стуле с широко раскрытыми от потрясения глазами. С его губ сорвался лишь отрицательный стон, когда Мисилл на него посмотрела.
– Оставь их, – принялась отчитывать ее Мама Фреда. – Никто ничего не говорил и не предал вашего доверия.
– Тогда как ты узнала про наши дела?
Старая целительница почесала гриву своего зверька. Маленький тамринк прижался к ней и принялся довольно мурлыкать.
– Вчера я оставила в комнате Тикала, а сама готовила лечебный чай для вашего обожженного друга. Я хорошо знаю свою кухню и кладовую и могу обходиться без его глаз. Пока меня не было, твои друзья говорили о тебе, об Элене и о книге, которую вы ищете, – Кровавый Дневник.
– Но как ты…
– Мы с Тикалом связаны не только зрением. – Она погладила ухо Тикала. – То, что слышит один тамринк, слышат и все остальные.
В боковой улочке Порт-Роула чудовище утоляло свою жажду, пожирая умирающее сердце юной жертвы, молоденькой девушки, у которой была первая в жизни кровь. Закончив, зверь поднял черную морду от растерзанной груди и завыл на луну, поднимавшуюся на свое место в ночном небе. Его голодный рев эхом промчался по рядам пивных и борделей, а он сам, скользнув в тень, осторожно пополз вперед на четырех лапах, вонзая когти в жидкую грязь. Он был готов охотиться всю ночь, но знал, чего желает его господин.
Никто не должен ничего заподозрить…
Зверь жалобно заскулил, представив себе прикосновение господина. Где-то в самых потаенных глубинах его существа голодное сознание помнило обжигающее черное пламя и то, как кипела его кровь. Он будет подчиняться. Чудовище принюхалось – улица за переулком была пуста. Только самые отчаянные или очень пьяные осмеливались болтаться по Порт-Роулу после захода солнца. Двери были заперты на засовы, а окна закрыты ставнями. Огромный зверь промчался по раскисшей дороге. И хотя луна еще только начала свой путь на небо, на сегодня охота была закончена. Если он еще немного промедлит, это может вызвать подозрения тех, от кого он прятался.
Зверь пронесся по улице, успев на бегу заметить свое отражение в залитом лунным светом окне таверны – мощные челюсти, ряды острых зубов, перекатывающиеся могучие мышцы, кожа цвета застарелого синяка. Клапаны по обе стороны носа широко раскрыты, позволяя ему вдыхать морской ветер. Так много крови, столько живых сердец.
Он метнулся в переулок и поспешил по узкому проходу в самый темный угол. Там пахло мочой и экскрементами. Он отыскал кучу брошенной одежды и нашел спрятанный под ней предмет. Зубами вытащил его наружу и принялся разглядывать – сначала одним черным глазом, потом другим. Его передернуло. Ему отчаянно не хотелось возвращаться, он желал только одного: мчаться по улицам и насыщаться плотью и кровью. Он снова завыл в темную ночь.
В конце улицы кто-то крикнул:
– Уйми своего вонючего пса, или я распорю его поганую глотку!
Чувствуя,