Интендант третьего ранга. Анатолий Дроздов
понял Саломатин. – Ну и правильно! Что мучиться...»
Похоже, и остальные пленные думали так же: никто не дернулся, не закричал. Стояли, хмуро поглядывая в нацеленные в них дула винтовок. Но немцы не стреляли. Появились два немецких офицера. Один, худой и высокий, был одет в обычную форму, другой, маленький и круглый, – в черную. Немцев сопровождал штатский. Этот одет был по-нашему: в черные галифе, заправленные в сапоги, пиджак и рубашку с галстуком. Высокий, крепко сбитый, самоуверенный. Офицеры и штатский стали напротив пленных. Немцы заложили руки за спину, русский оставил их по швам.
– Стоять тихо и слушать господина коменданта! – выкрикнул русский, и Саломатин сразу понял – гнида! Предатель... «Гнида» поклонилась высокому немцу, тот в ответ небрежно кивнул.
– Немецкое командование отправляет вас на сельскохозяйственные работы, – стал переводить русский лающую речь немца. – Вы поступаете в распоряжение уполномоченного по заготовкам господина Кернера, то есть меня, – уточнил «гнида». – Все обязаны беспрекословно повиноваться и выполнять мои распоряжения. Понятно?
Строй молчал.
– Добавлю, – выступил вперед кругленький эсэсовец. Он говорил по-русски с сильным акцентом. – Уполномоченному Кернеру и его людям даны самые широкие полномочия в обращении с пленными красноармейцами и командирами. Вплоть до расстрела.
Кернер приосанился и выступил вперед.
– Будете хорошо работать, получите хорошее питание, – сказал он небрежно. – Это в ваших же интересах. Не то сдохнете здесь – и все дела. Ясно?
Ему никто не ответил, и «гнида» посмотрел на коменданта. Тот кивнул. Уполномоченный повернулся к воротам и сделал знак. Во двор въехала телега, груженная большими бидонами и корзинами. Телегу сопровождали хмурые дядьки с белыми повязками на рукавах полотняных рубах. На плече у каждого висела винтовка.
– Нам предстоит долгий путь, поэтому всех покормят, – сказал уполномоченный. – По прибытии на место накормят еще. Это аванс...
Последние слова Кернера потонули в гуле голосов. Пленные, увидевшие корзины и услыхавшие про еду, не смогли сдержаться. Гул нарастал, строй стал колебаться. Кернер сдернул с плеча ближайшего дядьки винтовку, передернул затвор и выстрелил в воздух. Во дворе мгновенно затихло.
– Смирно стоять! – зло крикнул «гнида», потрясая винтовкой. – Всех накормим. Кто не подчинится – застрелю! Ясно?
Ему не ответили, но строй выровнялся. Двое дядек подтащили корзину, там лежали толстые ломти хлеба. Хлеба бойцы Саломатина не видели уже месяц, при виде его строй дрогнул, но тут же застыл под бешеным взглядом уполномоченного. Дядьки молча совали в руки каждому по ломтю, бойцы тут же впивались зубами в душистую черную мякоть. Торопливо набивали рот в надежде получить еще, когда корзину понесут обратно, давились, кашляли. Другие дядьки в ответ на это черпали из бидона кружками, давали запить.
– Вы даете им молоко? – изумился