Ангелы мщения. Женщины-снайперы Великой Отечественной. Любовь Виноградова
rel="nofollow" href="#n92" type="note">[92].
Начав заниматься на полигоне, курсантки сначала вырыли там глубокие траншеи и окопы, оборудовали огневые точки и построили примитивные оборонительные сооружения – сколько же земли пришлось перекопать саперными лопатками! Потом начались занятия по стрельбе на полигоне, где девушки теперь проводили целый день: окапывались, маскировались, учились передвигаться ползком и перебежками и стреляли, стреляли. «Стреляли по мишеням в полный рост, поясным и грудным, бегущим и неподвижным, открытым и замаскированным; стреляли стоя, лежа и с колена, с упора и без него; стреляли на ходу и в статичном положении» [93]. Патронов давали сколько угодно, только требовалось потом собрать все до единой гильзы, и частенько девушки, помогая кому-то из товарищей, у кого не сошелся баланс, ползали все вместе на коленях в грязи, отыскивая пропажу. Когда они научились «сносно владеть оружием», обычные винтовки им заменили снайперскими [94].
Из Амерева в сентябре школу перевели в бывшее имение графа Шереметева. Там девушки своими руками ремонтировали полуразрушенные помещения. Клаве Логиновой с товарищами досталась бывшая графская оранжерея. Намесили глины, натаскали кирпичей и сделали вполне сносное жилье. После войны Клава Логинова так же сама построила себе дом [95]. Поставили для них нары, где каждому отделению отводили свой этаж: «ложились рядком, как игрушечные солдатики в коробке». Зато у каждой были собственный матрас и подушка, пусть и соломенные, и собственное серое и жесткое солдатское одеяло. Да еще и постельное белье из бязи, и вафельное полотенце, всегда чисто постиранные [96]. У многих деревенских девушек дома такой роскоши не было.
В большой семье Ани Мулатовой (отец был ремесленник, так что жили они вообще-то лучше соседей) все дети спали вместе на полу на домотканом фиолетовом шерстяном одеяле, которое очень любили блохи. У отца с матерью была за занавеской кровать. Постельного белья не было и в помине. Из любого куска материи мать шила им одежду и бесконечно перешивала старье. Аня как-то вырвала клок из нового платья, играя в прятки, и мать ее побила. С обувью было плохо всегда. Как только сестра Лиза, придя из школы, снимала ботинки на каблуках, их обувал брат, у которого своей обуви не было.
Утром мама обычно варила суп из пшена, который ели все вместе из большого блюда деревянными ложками. Мать добавляла туда молока, отец начинал есть, и только тогда могли начинать есть и дети. На обед – тоже суп, картошка, квашеная капуста. Мясо ели очень редко, и когда его готовили, то первыми ели отец и те из детей, кто уже работал, остальные доедали остатки [97]. К 1940 году только-только стало полегче, а в 41-м началась война.
Помощники командиров взводов – как правило, тоже совсем молодые женщины, хорошо учившиеся в первом выпуске и оставленные при школе, – муштровали девушек на совесть. Внеочередной наряд получала каждая, не идеально заправившая свою постель: соломенный матрас с простыней без морщиночки, подушки в
Жукова Ю. К. Указ. соч. С. 79.
Там же.
Интервью с К. Г. Крохиной.
См.: Жукова Ю. К. Указ. соч. С. 71.
Интервью с А. Ф. Синяковой. Москва, лето 2013 г.