Спящий. Павел Корнев
карандашом кончик крупного носа.
– Где я? – повторил я свой вопрос, так и оставшийся без ответа.
– Что? – встрепенулся медик. – А! Вы в больнице.
Я шумно вздохнул и уставился в потолок.
– Что со мной, доктор? – спросил, заранее ожидая услышать какую-нибудь неудобоваримую медицинскую терминологию, но вместо этого врач спросил:
– Можете пошевелить рукой или ногой?
– Нет.
Медик нервно потупился.
– Одна из пуль попала в позвоночник. Вероятно, был поврежден спинной мозг, и вы останетесь парализованным до конца жизни.
– Чушь! – выругался я и зашипел от всколыхнувшейся в голове боли.
– Сохраняйте спокойствие! – потребовал врач. – Диагноз еще не окончательный!
– Я должен связаться с поверенным. Я достаточно состоятелен и могу позволить себе лучших специалистов!
– Вам придется поговорить об этом с профессором.
– Вы должны передать мое сообщение поверенному!
– Единственное, что я должен, – перебил меня врач, – это осмотреть раны и скорректировать курс лечения. Только и всего! Все остальное вам предстоит обговорить с заведующим отделением!
– Так позовите его! – сорвался я на крик.
– Профессор осмотрит вас, как только у него появится свободное время, – объявил медик и распахнул дверь, позволяя санитару закатить в палату тележку с хирургическими инструментами, бутылочками с лечебными растворами и мотками бинтов.
– Я хочу видеть профессора немедленно! – потребовал я, срываясь на крик. – Прямо сейчас! Ясно вам?!
– Всему свое время, – отрезал медик, взял железную кружку и поднес к моим губам: – Пейте! Вы должны выпить это!
– Что это?
– Пейте!
Сложно сопротивляться, когда не чувствуешь собственного тела. Санитар слегка приподнял мою голову, и волей-неволей пришлось глотать влитую врачом горькую микстуру. Плеваться и давиться из одного только желания показать собственную независимость я не стал. Лишь пожалел с какой-то нечеловеческой даже тоской об утраченной возможности оборачиваться зверем.
Впрочем, в этом случае серебряные пули прикончили бы меня прямо на мосту…
В лекарство был добавлен какой-то наркотический препарат; очень скоро накатило ватное оцепенение и нестерпимо захотелось спать. Наверное, это было и к лучшему: санитар себя долгим отмачиванием бинтов не утруждал, и, оставайся я в сознании, перевязка стала бы сущей пыткой…
Очнулся я с головной болью и лихорадочным сердцебиением. Во рту пересохло настолько, что едва ворочался распухший язык. И, ко всему прочему, очнулся я полностью дезориентированным в пространстве и времени.
Не знаю – где, понятия не имею – когда.
Что за больница и как долго я в ней нахожусь?
И выяснить это было не у кого. Да и смогу ли выдавить из себя хоть слово?
А если паралич распространится выше и затронет речевой аппарат?!
Мысль эта пронзила смертельным ужасом, я глубоко задышал,