Четыре в одном. Лирика, пародии, байки Лопатино, Жы-Зо-Па. Софья Сладенько
фортуна, Бог – случайность.
Я – рулетка в казино.
То на чёрное – с печалью,
то мне красное дано.
Раз отмерю, семь отрежу,
дважды Стикс переплыву.
Кто во сне летает реже —
много чаще наяву.
Сенька шапку нахлобучит,
шмыгнет в сени чёрный кот.
Ничему судьба не учит.
Всё течёт наоборот.
Скачет мальчик босоногий,
только раки так же вспять.
Время нанотехнологий,
мне – доклады через «ять»…
И меня тут как прошило:
жизнь собачья, значит – бой!
Я ж навроде стаффордшира:
хоть скули, хоть волком вой.
Прихватив судьбу за горло,
предлагаю обменять:
«Независимой и гордой
сделай глупую меня»…
тот же самый Христос… и ребёнок… и бес за плечом
Илия-модератор сжигает огнём поднебесным,
авторучкою крыжа убитых, бормочет: «Зачёт».
Постреляет, устанет, присядет в потёртое кресло
и раскурит от собственной молнии свой табачок.
Громовержец-чудак впопыхах не того покарает.
Разобраться б ему, да куда там! Вдогонку добьёт.
Под горячую руку бабахнет по ангельской стае
и попа́дают на́ землю особи, сбитые влёт…
Мне не сложно глаза разлеплять по утрам спозаранку,
но за окнами, как и всегда, трепотня ни о чём.
И мужик так же крестится, в сторону бросив вязанку,
подпирая фундамент растёртым от лямки, плечом.
Что ни башня в России, то крен много круче Пизанской,
что ни терем – лохмотьями время былых позолот.
Возведённый на царство, подумав, в четверг отказался,
мотивируя тем, что не любит народных острот.
Позалеплены рты чем-то слабо похожим на пластырь,
каждый третий придавлен к паркету веригами лжи.
Отвалился кусок от большой рококошной пилястры
и за ней как-то сразу осыпалась странная жизнь.
С виртуальных молитв не припухнут глаза и коленки.
И не ропщет душа, ублажая безумный каприз.
Мне и выпить – не грех, и по пьянке забацать фламенко,
отзываясь послушно на «эй», «синьорита» и «кис».
Из наушников – сладкоголосая «бесамемуча».
Водит в памяти фотоотчёт бесовско́й хоровод,
где Христа на кресте окровавленном бес сам и мучил,
призывая в помощники праздный, ленивый народ.
Где толпа, ошалев от жары и прокисшего пива,
колыхнулась вперёд, а потом отшатнулась назад.
И ребёнок сказал в тишине: «Этот дядя красивый.
Но избитый, голодный и видно, что жизни не рад»…
Эй, правитель, седлай бронепоезд, выстраивай танки.
Я почти отомкнула замок золочёным ключом.
Вижу ангелов полупрозрачных и чьи-то останки.
Тот же самый Христос… И ребёнок… И бес за плечом.
договоримся
Ты не будешь зачинать
драк,
я