Финал новогодней пьесы. Яна Дубинянская
пяти девять.
Марша взяла с журнального столика начатый вчера вечером детектив – на редкость тупой, но надо же как-то отвлечься. Франсис сейчас придет. С ним ничего не могло случиться, ни-че-го!..
Десять минут десятого.
На улице гололед, она сама поскользнулась утром на крыльце. Франсис за рулем, он не очень хорошо водит, он устал, он недавно жаловался на глаза…
Четверть десятого.
Вот сейчас зазвонит телефон. Незнакомый голос, скорее всего женский, в таких случаях звонят всегда женщины… «Квартира Франсиса Брассена? – Да, но его нет дома. Это его жена, вы хотели бы что-то передать?… – Госпожа Брассен, срочно приезжайте в такую-то клинику, слышите, госпожа Брассен, срочно!»
Если он еще жив.
Двадцать минут.
Грянул звонок, и Марша бросилась к телефону, споткнулась, ударилась бедром об угол тумбочки, снова споткнулась, зачем-то вернулась за тапочками, не смогла просунуть в них ноги… Подбежала, положила пальцы на трубку и целых два звонка не решалась ее поднять…
– Алло.
– Привет, Марша, это Люси. У меня потрясающие новости, ты сейчас упадешь…
Марша бессильно опустилась в кресло. Несколько раз автоматически, невпопад сказала «да». Отыскала взглядом стенные часы.
Почти половина.
На том конце провода Люси щебетала о чем-то, совершенно неразборчиво, будто на чужом языке. Франсис. Надо уже начинать обзванивать больницы. Сначала больницы…
И вдруг из прихожей послышалось негромкое лязганье ключей.
Щелкнул замок.
Зажегся свет.
– Я перезвоню тебе! – ликующим голосом крикнула Марша. Брошенная трубка не попала на телефон, но это уже не имело никакого значения…
Марша уткнулась лицом в заснеженную, морозную куртку Франсиса. Все хорошо, мир остался на месте, жизнь продолжается, муж вернулся с работы домой. Всего лишь. Он наклонился к ней, и недавно отпущенные усы щекотнули ей губы.
– Ну как ты, моя журналисточка?
Марша отступила к стене и уперла руки в округлые бока.
– Где ты шляешься, муж? Мясо остыло, жена соскучилась. Я уже думала, что ты загулял с какой-нибудь барышней…
Брови Франсиса взъехали вверх.
– Я?! Никогда в жизни! Хотя, не спорю, варианты были… Так, где мое холодное мясо?
…В одиннадцать Франсис выключил телевизор, пощекотал жену усами и отправился в душ. Марша постелила постель, погасила свет, оставив ночник под красным абажуром, и подошла к окну.
Шел снег, крупный, густой и почти горизонтальный. Марша представила себя там, внизу, внутри этой мягкой метели. То есть, не себя – другого человека, который идет по улице и, задрав голову, видит за сплошными снежинками темный прямоугольник огромного дома, усеянный крошечными квадратиками светящихся окон. Тот человек, конечно, не обратит внимания на тусклое, красноватое, затерянное где-то посередине маленькое-маленькое окно.
За которым прячется маленькое-маленькое хрупкое счастье.
Глава