Инь и Янь. Современные рассказы. Генрих Корн
и «нельзя». Дашка твоя в такси, знаешь, как об меня тёрлась?.. Всё её «нельзя» за железным занавесом несуществуюшей лживой любви распухло и очень хотело, чтобы было «можно». Это уже не железный занавес. Это изгородь из трухлявых кольев, через которую всё видно, что происходит внутри. А я не совсем дурак, чтобы не отличить «можно» от «нельзя». Всё их бабье царство небесное заключается в большом «нельзя», а когда наступает большое «можно» – это уже преисподняя, Серый.
– Ты думаешь, Дашка согласится с тобой переспать?
– Если у меня хватит сил сломать трухлявую изгородь, а Дашка будет уверена, что «нельзя» уже немножко «можно», то согласится. И царство небесное тут совершенно не причём. Оглянись, дружище, вокруг одна преисподняя.
– Бог сказал, что царство небесное внутри нас.
– А ещё Он сказал, что «Царство Моё не от мира сего».
– Хорошо. Давай, ты попробуешь сломать железный занавес.
– В смысле? Переспать с Дашкой? Ага, а ты потом обидишься на меня на всю оставшуюся жизнь, как будто я виноват, что железный занавес оказался трухлявой изгородью, да?
– Это лучше, чем пребывать в несуществующей лживой любви.
– Ладно, Серый. Сделаем так. Положим матрацы – ваш мягкий и наш жёсткий рядом – и ляжем спать. Только Дашка пусть между нами окажется. Так мы вместе узнаем, что там всё-таки – железный занавес или трухлявая изгородь? Только один вопрос: если трухлявая изгородь упадёт, мне идти до конца?
– Если она упадет, будет уже не важно. Делай так, как тебе позволит твое царство небесное, которое внутри тебя. Если оно не от мира сего – это ещё не значит, что его вообще нет.
– По рукам, Серый! – и Лёха протянул другу свою крепкую руку, а его живые игривые глаза заблестели неугасимым огнём преисподней. – Пошли. Бабы ждут.
Серый ответил на рукопожатие сухо и неуверенно.
– Подожди. Давай ещё покурим.
Девушки их ещё не ждали. Они всё ещё стояли на балконе, вдыхая свежий утренний воздух, и тоже курили по второй.
– Эх, Дашка ты Дашка! – воскликнула Маринка. – Иногда я даже завидую тебе белой завистью. Такой мужик тебе достался. В нём есть что-то такое… прямо… мужское… С такими, конечно, нормальные семьи получаются. С такими и ребёнка родить не страшно. Всё равно, что за… железным занавесом. Живи и радуйся, только спрашивай «можно» или «нельзя». Что скажет, то и правильно, то и хорошо. Со стороны кажется – рай да и только.
– А чем же Лёха-то плох? – усмехнулась Дашка.
– А у него в понедельник стена Берлинская падает, во вторник Чернобыль какой-нибудь взрывается, в среду «Титаник» тонет, что аж жуть, а в четверг Третья Мировая начинается. И думаешь, а что же в пятницу-то будет? Вдруг возьмёт и повалится эта трухлявая изгородь, которую мы с ним нагородили за столько лет. Так бы вот… как-нибудь… дожить до выходных, немножко отдохнуть и опять бояться, бояться, бояться. Всегда ненадежность, всегда тревога, всегда… ад какой-то.
– Ну,