Присягнувшие Тьме. Жан-Кристоф Гранже
функционировал за счет своих резервов. Думаю, что он снабжался кислородом в течение всего времени клинической смерти.
– Значит ли это, что у Люка не будет осложнений, когда он придет в себя?
Он сглотнул. У него был сильно выступающий кадык.
– На этот вопрос никто не может ответить.
Я представил Люка в инвалидном кресле, ползущего еле-еле, как слизняк. Наверное, я сильно побледнел, и врач легонько похлопал меня по плечу:
– Пойдемте. Здесь можно умереть от жары.
Выйдя на воздух, я почувствовал облегчение.
Только что кончился обед, и старики медленно разбредались, двигаясь как во сне. Я спросил:
– Здесь можно курить?
– Без проблем.
Первая же затяжка привела меня в чувство, и я перешел к заключительной части:
– Мне говорили об образке… на цепочке.
– Кто вам об этом сказал?
– Садовник. Человек, который вытащил Люка из воды.
– Спасатели действительно нашли образок, зажатый у него в кулаке.
– Он у вас?
Врач опустил руку в карман халата.
– Да, он остался у меня.
Предмет матово поблескивал на его ладони. Окислившаяся бронзовая медаль, стертая временем, на вид очень древняя. Я наклонился, чтобы лучше ее рассмотреть. С первого же взгляда я понял, что это такое.
На медали было выгравировано изображение архангела Михаила, архистратига небесного воинства – трижды победоносного врага Сатаны. Изображенный в духе «Золотой Легенды» Жака Воражина, герой был облачен в доспехи и держал в правой руке меч, а в левой – копье Христа. Правой ногой он попирал древнего дракона.
Врач продолжал говорить, но я его не слушал. В голове у меня звучали слова из Апокалипсиса:
И произошла на небе война: Михаил и Ангелы его воевали против дракона, и дракон и ангелы его воевали против них. Но не устояли, и не нашлось уже для них места на небе. И низвержен был великий дракон, древний змий, называемый диаволом и сатаною, обольщающий всю вселенную, низвержен на землю, и ангелы его низвержены с ним.
Истина была очевидна: прежде чем низвергнуться в ад, Люк защитился от дьявола.
8
Декабрь 1991
Вот уже два года, как я не видел Люка. Два года, как я шел собственным путем, взяв за основу творения раннехристианских авторов, живя в мире «Апологетики» Тертуллиана и «Октавия» Минуция Феликса. С сентября я был слушателем французского отделения Папской семинарии в Риме.
Это было самое счастливое время в моей жизни. Дом 42 – здание с розовыми стенами по улице Санта-Кьяра, большой двор, окруженный галереей цвета светлой охры. Моя комнатка с желтыми стенами, которую я воспринимал как убежище для сердца и совести. Комната для занятий, где мы отрабатывали жесты для будущих литургий. «Benedictus est, Domine, Deus universi…»[4] Кроме того, у этого здания была терраса, смотревшая на купола собора Святого Петра, Пантеон и церковь Иисуса…
Мои родители настояли, чтобы на Рождество я вернулся в Париж, ибо для них было важно
«Благословен Ты, Господи, Боже вселенной…» (