Чертополох. Лесовичка. Варвара Шихарева
чугунной дверце печи, но почему-то не почувствовала боли от прикосновения к раскалённому металлу и руку не убрала… Боль пришла только теперь…
На следующее утро, несмотря на начавшийся снегопад, мы покинули приютивший нас сруб. И Стемба, и прабабка считали, что разорившие Реймет амэнцы уже сегодня начнут рыскать по всей округе – как в поисках новой добычи, так и выслеживая чудом вырвавшихся их города беглецов. А чернеющий среди сплошных полей лес, без сомнения, привлечёт их внимание. К тому же в срубе нам удалось разжиться несколькими одеялами и даже старым овчинным кожухом, так что мы могли продолжить дорогу, не рискуя в первый же час пути замёрзнуть насмерть. Путь наш по-прежнему лежал на север: прабабка решила ехать в Делькону – в тамошнем храме Малики верховодили сразу несколько дружественных ей жриц, и Нарсия расчитывала не только обрести в святилище надёжное убежище, но и узнать о том, что всё-таки происходит в княжестве…
Но до Дельконы мы так и не доехали – через несколько дней у Стембы из-за воспалившейся раны на ноге начался страшный жар, да и я простыла во время последнего перехода, так что мы остановились в хоть и небольшом, но достаточно хорошо укреплённом Крожбо. Продав одного из коней, Нарсия сняла просторную мансарду в одном из окружающих рыночную площадь домов и, достав необходимые припасы у местных травников, стала терпеливо выхаживать всех нас…
Наше житьё в Крожбо было на диво монотонным и серым: перевязки, лекарства, настои, однообразная еда… Впрочем, дело было не только в них – от одного взгляда на целый день проводящую в кресле, монотонно покачивающую головой мать тускнели даже освещающие мансарду солнечные лучи. Хотя прабабка ничего мне не говорила, я каким-то образом понимала, что прежней мать не будет уже никогда, но даже это горькое знание не поколебало охватившего меня равнодушия. Я всё ясно осознавала, отвечала на заданные вопросы, терпеливо сносила перевязки медленно заживающей руки и ежедневное втирание в голову смешанной с яичным желтком крапивной настойки – у меня ни с того ни с сего начали сыпаться волосы, и Нарсия отчаянно боролась с этим моим новым недугом, – но всё вокруг представлялось мне странно выцветшим и безразличным. Теперь большую часть дня я проводила у окна, равнодушно наблюдая за суетящимися внизу горожанами, но предпраздничная суета одетых в яркие платья людей казалась мне чем-то сродни муравьиному мельтешению – я не видела в этом ни смысла, ни цели…
Между тем непрестанно бегущее вперёд время приносило свои плоды – от ран потихоньку начал оправляться Стемба. Сильно похудевший, с коричневой коркой на изуродованной щеке, он встретил собственное выздоровление с таким воодушевлением, что Нарсия с трудом загнала его обратно в постель, но вылёживаться без дела «Лис» смог от силы ещё три дня, а потом решительно потребовал для себя работы по дому. Вначале Нарсия сгрузила на него растопку печи и готовку, решив, что этого вполне хватит, чтобы успокоить только-только вставшего с кровати воина, но не тут-то было. Уже