Из Лондона в Австралию. Софи Вёрисгофер
Благодаря условиям тогдашних тюрем, лица у всех были впалые, мертвенные, одежда изношенная, многие страдали теми или другими болезнями. Некоторые смотрели на суда со страхом, другие с надеждой, а некоторые даже с радостью и ликованием. Здесь, на родине их ожидала виселица, или безотрадная жизнь в рабочем доме, а за океаном известная доля свободы, которая давала возможность уже теперь предаваться мечтам и строить планы. Одни мечтали о богатстве и золотых россыпях, другие воображали себя королями какого-нибудь дикого племени. Бежать собирались все, как это само собой разумеется.
Окончив свою несложную работу, Антон стоял на шканцах и с замиранием сердца смотрел на движение, происходившее на корабле и на берегу. Железная дверь тюрьмы была раскрыта, койки с соломенными матрацами и шерстяными одеялами проветривались. Все корабельные солдаты в боевом порядке стояли по обеим сторонам входа, готовые при малейшем нарушении порядка арестантами употребить оружие и положить на месте всякого, кто будет оказывать неповиновение. Главный надзиратель ходил со связкой ключей в руках, эконом распоряжался раскладыванием кушаньев по оловянным блюдам.
Наконец, подъехала лодка с первой партией арестантов. Один чистый воздух казалось производил на них опьяняющее действие: некоторые, несмотря на свои кандалы, подплясывали; на бледных лицах глаза горели, как угли.
– Так это новый зверинец для нас, – вскричал один. – Что же, нас принимают за львов, или тигров?
– Очень лестно, не правда-ли?
– И пахнет клецками с вареными овощами. Вот так барская жизнь!
– Рай, одно слово. Увидим новые места, новых людей, – это не то, что стены рабочего дома.
Офицер скомандовал, чтобы молчали, но на его окрик никто не обратил внимания. Смех, остроты и всевозможные иронические замечания сыпались со всех сторон, а кандалы позвякивали в такт. Между тем внизу подходили лодка за лодкой, и высаживались все новые и новые исхудалые, испитые фигуры.
На многих лицах было полное отчаяние. Эти люди привыкли к тюрьме и сжились с узким кругом ежедневного порядка, у них оставалось одно желание – умереть в родной Англии; а теперь они лишались и этой надежды. Их насильно везли за море, на встречу тысячам неизвестных опасностей, на войну и борьбу, в новые мучительные условия тревожной жизни. Они казались совершенно разбитыми; оглушенные окружающим шумом, они растерянно и с ужасом смотрели на черные водны реки, с тайным сожалением о тюрьме, из которой только что вышли.
Темная церковь с её иконами, кроткая, утешительная речь священника, – все осталось там, а они ехали на чужбину снова начинать трудное, тяжелое существование, принимать участие в жизни суетливого, беспокойного дня, когда в сердце не оставалось ни малейшего следа надежды, впереди не было никакой цели, которая могла бы вознаградить за муки и тяготы настоящего.
Оскорбленные, с молитвой на устах и дрожью во всем теле, несчастные смотрели на свои койки. Ах, скорее бы закрылась эта загородка, и темнота скрыла бы их от всех глаз.
Арестанты проходили