Пока не взошла луна. Надя Хашими
вокруг – не очень много – могли это услышать.
Господи! В торжественной чинности, когда над телом читали «аль-Фатиху», это услышал весь Кабул. Теперь меня будут считать местной ведьмой. Где бы я ни появилась, вслед мне будут шептаться.
– Что ты ей ответила? – нерешительно спросила я.
– Что можно ответить убитой горем матери? Я сказала, что молилась Богу, чтобы душа ее сына обрела покой на небесах.
– А обо мне ты сказала что-нибудь?
– Ферейба, когда над телом покойного читают суру «аль-Фатиху», это не время и не место для споров. Я просто сказала, что считаю это совпадением.
Кокогуль взяла стакан и налила себе воды.
– Не следует так говорить о покойном, но я слышала, что он приносил немало проблем. Не уважал собственных родителей, воровал у них деньги. Хомейра-джан рассказывала, что он однажды так избил ее младшего сына, что мальчик целую неделю ходил слепой на один глаз.
– Когда ты видела Хомейру-джан? – будто невзначай спросила я, не поднимая глаз от посуды.
– Пару недель назад на базаре. Она вернулась из Индии, щеголяет новенькими золотыми браслетами.
Выходит, Кокогуль знала, что о нем говорят, но продолжала готовить сладкое угощение, чтобы принять сватовство.
Мама… Всю жизнь я называла Кокогуль этим светлым и полным надежды словом, надеясь на нежное прикосновение к своей щеке, но слишком часто получая лишь намек на это.
– Я слышала разговоры гостей. Ага Фируз думал, что если мальчика женить, то он угомонится и прекратит озорничать. Ему много месяцев искали пару. Кому такое нужно? Ни одной семье не хочется, чтобы их дочь служила запасным вариантом.
Я швырнула полотенце на край стола.
– Но меня ты готова была выдать за него замуж, правда ведь? Почему? Чем я отличаюсь от других девушек?
Я говорила резко. Неутолимое чувство обиды становилось между мной и Кокогуль в краткие моменты откровенности.
Она посмотрела мне в глаза.
– Милая моя, ты отличаешься от Наджибы. Мне даже странно, что ты об этом спрашиваешь. С Наджибой все просто. Она хорошенькая… Достаточно хорошенькая, чтобы на нее обратили внимание. Она из уважаемой семьи. Она веселая и обходительная.
– А я?
– Ты? С тобой мне всегда приходилось нелегко, – слова Кокогуль были как тычки в грудь, – да, ты воспитанная и черты лица у тебя достаточно привлекательные. Но абсолютно всем известно, что ты потеряла мать. Именно этим ты и отличаешься от других. И не надо так злобно смотреть на меня. Хочу тебе напомнить: не моя вина, что твоя мать умерла. И не моя вина в том, что говорят люди. Но я делаю для тебя все, что могу. Подумай об этом, Ферейба. Не заносись слишком высоко.
– Ты не любишь меня так, как любишь их.
– А ты не любишь меня так, как любишь отца и деда. Не думай, что я этого не знаю.
Я замолчала. Конечно, она говорила правду.
А Кокогуль невозмутимо вернулась к своей персоне, как будто наши несостоявшиеся сваты нанесли ей личное оскорбление:
– Мне