Преступление и наказание в России раннего Нового времени. Нэнси Шилдс Коллманн
над тем, чтобы местные сообщества избирали необходимых людей, желая быть уверенным в хорошей работе губных изб. Питер Браун изумляется «сильному энтузиазму профессионализма» и «служилому этосу», демонстрируемому приказными, чье вознаграждение едва покрывало издержки службы или их жалованье. Он объясняет такое отношение надеждой приказных дослужиться до верхних ступеней чиновной лестницы, страхом наказания и увольнения по результатам частых инспекций, престижем деятельности, связанной с грамотностью, и религиозными основами их присяги, приносимой при занятии должности[183].
Валери Кивельсон предлагает, по-видимому, несколько иное объяснение тому, почему государство и чиновников заботило поддержание достойной судебной системы. Она утверждает, что легитимность государства базировалась на своего рода общественном договоре. Люди служили, зная, что царь позаботится о них. В обязанности царя входила забота о бедных, защита невинных и распространение христианского милосердия и сострадания. На законодательном уровне подобные ожидания отражались в парадоксальной дилемме: исследуя земельные дела, Кивельсон показывает упорное стремление служащих Поместного приказа распутывать дела бесконечной сложности (еще более запутывавшиеся хитрыми манипуляциями сторон), объясняя их рвение к царскому «всеобъемлющему, универсальному обещанию честно и милостиво поддерживать правосудие». Подобное взаимодействие не только укрепляло легитимность царской власти, но и способствовало интеграции власти и общества[184].
С этим можно только согласиться; в качестве примера стоит привести многочисленные царские указы, выражавшие заботу о местных сообществах и их обремененности налогами и службой. Указ о постройке нового губного стана в Новгородском уезде в 1663 году, например, велит губному старосте собирать материалы на постройку, губных служителей и «подмогу» для них с местного населения, но не более необходимого, «чтобы тем сошным людем убытков не чинити». Указы 1679 года, отменявшие губные избы и ряд других местных должностей и сборов, говорили именно об уменьшении «тягости» для населения. В 1678 году в боярском приговоре подьячим Московского судного приказа было велено, чтобы при направлении на места для проведения обыска они фиксировали только «общие ссылки» сторон, а не переписывали все дело целиком, «чтобы за тем исцом и ответчиком многия волокиты не было»[185]. Проявленная забота никак не могла компенсировать тяготы службы, но в ней отразилось трезвое осознание возможностей людей поддерживать государство, а кроме того, она подтверждала статус царя – пастыря своих подданных.
В каком-то смысле действия государства, хотя и ослабленные недостатком ресурсов и населения, продемонстрировали его функционирование как исполнителя царских идеологических обязательств. В то же время постоянные требования людей исправить несправедливость – в частных и коллективных челобитных от Севера до Сибири и южных рубежей – свидетельствовали об их уверенности
АЮ. № 352 (1663); ПСЗ. Т. II. № 779, 780 (1679); ПСЗ. Т. II. № 742 (1678).