Морпех. Зеленая молния. Иван Басловяк
расстилался океан. Его длинные пологие волны несли на своих спинах утлый кораблик. Распустив паруса, он, то взлетая на их вершины, то соскальзывая с них, мчался всё вперёд и вперёд. Он-то знал, куда путь держит, а я ещё нет. Солнце уже полностью вышло из-за горизонта, и его свет окрасил паруса в розовые тона. Корабль и его население занимались своими делами, а я наблюдал. На палубе, тут и там, даже на небольших пушках, сидели матросы и, споро орудуя иголками, чинили штаны и рубашки. Ни парусами, ни такелажем, ни приборкой никто из них не занимался. «Не корабль, а портняжная мастерская», – подумал я и недоумённо посмотрел на капитана. Тот уже закончил разговор с князем и тряпочкой протирал линзы большой подзорной трубы. Заметив мой взгляд, улыбнулся и произнёс:
– Канатное воскресенье. В середине недели, по средам, матросам по традиции выделяется день на починку одежды. О том, что сегодня – день починки, я им объявил с утра. Полдня, до обеда, матросы будут чинить одежду и бельё, гамаки, стирать и стричься. От обычной работы они сегодня освобождаются, кроме вахтенных. Конечно, потом матросы отработают свой «выходной» в субботу. Но это будет потом. А пока каждый занимается, чем хочет. Кто спит, кто в кости играет. Ты, кабальеро, забыл, видимо, что уже спрашивал об этом в начале нашего плавания.
«Парко-хозяйственный день, как в армии», – вспомнил былое, а капитану ответил:
– Да-да, спрашивал, но запамятовал после удара небесного, спасибо!
В глазах капитана мелькнуло понимание и некоторая толика удивления, а вот князь смотрел на меня очень внимательно. Взгляд – тревожно-удивлённый.
«Блин, пропёрся!» – мелькнула мысль. – «Тихо, без паники», – тут же осадил себя. – «Кошу под контуженного, и всё! Их бин больной!»
Отошёл в сторонку, якобы заинтересовавшись работой рулевых, а сам задумался над новой информацией: я понял всё, что сказал капитан, хотя говорил он по-испански. Я что, испанский знаю? Откуда? За месяц, что бывший владелец моего нынешнего тела «со товарищи» находился на этом корабле, если верить словам Пантелеймона, так выучить язык невозможно. Что это, мною приобретённая благодаря переносу способность к языкам? Или Илья-боярин, спаси, Господи, душу его, изначально знал испанский? А где и когда он мог выучить этот не самый лёгкий язык? Как минимум, для этого надо было бы год с испанцами общаться. Где? Когда? Опять непонятки! А если язык – достояние боярина, то, возможно, должна проявиться и мышечная память. Я про владение оружием. Вспомнит тело, как это делать надо – отлично! А нет, то меня, как неумеху, быстро разоблачат, и что будет тогда – страшно подумать. Помахать саблей, чтоб продлить жизнь, не получится. Только ножом, этим оружием я владею. Как и сапёрной лопаткой, и автоматом с пристёгнутым штыком. Но «калашей» здесь нет. Зато у моих возможных оппонентов есть бердыши и пищали с пистолетами. Господи, коль ты меня однажды уже с того света вытащил, так помоги избежать туда попадания ещё хотя бы разок!
Капитан, в полголоса отдав какое-то