Бестиарий. Книга странных существ. Надежда Сиверс
глазами строчка, приходится отложить ручку и ковылять в угол, придерживая покрученным артритом запястьем разваливающуюся поясницу. Снова безвкусный, с горечью, отвар, снова заходятся от ломоты поредевшие зубы, снова надо выплывать, выныривать, вырываться из маятной дурной слабости. Потом проходит постепенно, и уже можно не спеша отыскать страшные уродливые очки, без которых так и не закончишь письма.
Еще одного письма, будто их мало в ящике, пылящемся в углу.
Каждого первого числа берешь этот запас дурацкой старушечьей болтовни, тащишь его к соседу или соседке, меняешься, и получаешь бесплатный запас растопки. На взаимной основе. Главное – успеть вовремя, после десяти уже начнешь любопытствовать, а что там написал сосед, потратишь время зря. Если же затеять нести письма после часу, так уже и жалость накатит, ностальгия какая-то, будешь сидеть, выбирать, которые бы и сохранить неплохо. Покажется, что переживания выжившего из ума старичья могут быть ценны чем-то, помимо бумаги, на которой они написаны. А если бумагу не сжечь, то неоткуда будет взяться новой, а без новой бумаги…
Без бумаги вечера становятся намного, намного хуже.
Галка старается держаться традиций даже теперь, хотя Индрик и подрос, так что требует присмотра да пригляда вдесятеро от того дня, когда впервые вкатился червячком из дымохода.
Окраса Индрик красивого – цвета пепла и дыма, переливающихся затаенным жаром. Так сказал Рогволд, когда нагрянул как-то в полдень потешить било. В Доме этим занимались третьего, седьмого и двадцать первого каждого месяца; хотя, конечно, были и те, кому давай каждый день – будто и работу бог из мира вычеркнул, скажите на милость! Рогволд, слава богу, не из таких… слава богу.
Галка задумалась, как будет продолжать письмо, а Индрик уже лез на колени, теплый, нежный, вкрадчивый. С недавних пор он норовил сунуть востренькую мордаху под юбку, не разбирая, утро, там, полдень или вовсе уж сумерки вечерние. Одинаково ласковый, одинаково любящий; Галка беспокоилась, что не сумеет приветить Рогволда, однако всякий раз обходилось. А вот то, что Индрик не подчинялся течению дней, пугало до икоты.
Надо бы было кому-нибудь рассказать, вот только привычка требовала делать это на бумаге, а письма отправлялись не дальше того самого ящика.
Галка оттолкнула Индрика, тот насмешливо фыркнул и подошел к камину. Покрутился на углях, тоскливо посмотрел в сырой дымоход, из которого сыпался противный дряхлый дождь.
Поворчав, он улегся в пепел и зажмурился. Наутро Галка снова станет озорной девчонкой, проглянет солнце… а когда-нибудь придет день, и огонь в камине загорится уже для него.
Феникс по имени Индрик спал.
Цезарь хочет, чтобы ты умер (скриптор Фредерик Кантрайт)
– Цезарь хочет, чтобы ты умер.
Центурион стоял в дверном проеме, глядя куда-то мимо Квинта. Преторианец, подумалось легату. Других император и не присылает.
– У тебя есть