Повести (сборник). Павел Бессонов
хотя никакого ветра не было. Верка зашла в подъезд. На первом этаже свет не горел. Он пробивался слабо откуда-то сверху, и они остановились в тёмном закутке лицом к лицу. Плащик Верки был расстегнут, и Геннадий, обхватив Верку левой рукой, прижал к себе. Не вырываясь, только чуть откинувшись, она молча улыбалась. Геннадий прижался губами к её полураскрытым губам, правой рукой подняв короткую юбку, скользнул за колготками по тёплому Веркиному животу и ниже. Верка несильно дёрнулась, у неё вырвался то ли вздох, то ли стон и Геннадий явственно услышал частое постукивание её зубов. Готова. Поплыла. Он отпустил Верку, и она осталась стоять с закрытыми глазами несколько секунд неподвижно, потом молча стала застёгивать плащик, поправлять волосы.
– Давай, иди домой. – Геннадий посторонился, пропуская Верку мимо себя, и она пошла так же молча. Поглядев ей вслед, Геннадий вышел из подъезда и пошёл в другую сторону. Всё ясно с этой мартышкой.
Жена. Была у Геннадия жена. Была и любовь, как у Витьки. Вернее, слепая влюблённость. На это и ловят парней вот такие мартышки. Тогда намекали ему ребята, что за птица Карина, не верил. Не хотел верить. Глаза застилала умело подкрашенная мордашка, остренькие грудки. Потом узнал точно, что Карина из «легиона», из девочек, вертевшихся в интерклубе и «работавших» только с моряками загрансудов, болгарами, греками. И опять не мог отрезать сразу. Повинилась девочка, ну было один-два раза, осознала, люблю только тебя, жить не могу без тебя, ещё немного прибарахлимся, заведём ребёнка. Ты ведь хочешь сына? Или дочку? После каждого рейса доходили слухи, отмахивался: ну, ходит на танцы с подругами, ну, кто-то провожал. Не сидеть же ей дома… А как выперли с флота, сама дала поворот от ворот и с глаз у него пелена розовая спала…
Ехать к себе в «берлогу», к тётке, далеко, а квартира, где после ухода отца жила одна мать, совсем рядом. Там его, Геннадия, комната. По версии матери, отец бросил их из-за козней буфетчицы: окрутила отца, сразу дочку ему родила. Отец – капитан дальнего плавания. Буфетчица лет на двадцать моложе него, с ним в рейсы ходила. Геннадий отлично знал теперь роль буфетчицы на корабле, но знал и то, что далеко не все капитаны на них женятся, бросая семьи. У матери – он рано начал догадываться – всегда была своя, скрытая жизнь, свои друзья из управления пароходства, где она работала. Не в буфетчице дело. Нет, не в буфетчице дело, свою надо голову иметь. Вот как у него случилось в последней рейсе.
Команда была в основном старая, а он новичок. Буфетчица тоже давно ходила с этим экипажем. Кого обслуживает буфетчица в рейсе, известно на флоте каждому – капитана и доктора. Капитан здесь дохаживал срок до пенсии, врач был моложе. Капитан невысокого роста, брюхастый, о таких говорят – видит своё хозяйство только в зеркале. Врач длинный, в блеклых веснушках очкарик, с пушком на голове вместо причёски. Буфетчица сразу на Геннадия глаз положила.
Команда, конечно, заметила, но всем было всё равно, «кусок» шефа – табу. Если электрик осмелится, ему же хуже. А буфетчица баба под тридцать, смазливая – только дай! Геннадий делал вид, что ему непонятно, чего она хочет, но