Порочестер или Контрвиртуал. София Кульбицкая
но был заинтригован.
– Что же ты в таком случае тут забыла? – теперь уже напрямик спросил он, на что получил такой же прямой и честный ответ:
– По вечерам у нас на болотах очень пустынно. Одиноко. Жутко. Охота хоть с кем-то словечком перемолвиться…
И опять та же история – Порочестер был растроган втайне от самого себя. Одиночество – это он хорошо понимал. То ли по инерции, то ли из гордости он ещё некоторое время сопротивлялся и продолжал вредничать, оставляя под стихами новой знакомой то оценку «очень плохо», то глумливую пародию, то до отвращения едкий комментарий на корчащемся «олбанском». Но странная поэтесса всякий раз реагировала до того просто и дружелюбно, что очень скоро бедный карлик окончательно растерял всю свою наносную грубость – и с изумлением обнаружил себя лицом к лицу с живым человеком, да-да, не с сетевой графоманкой, а с ЧЕЛОВЕКОМ – таким же, как и он сам.
Он и сам не заметил, как перестал язвить её своим жалом, а начал спокойно и деловито указывать на явные недостатки – глагольные рифмы, сбои ударений, штампы и прочие выбоины на пути начинающего поэта. Ученица оказалась то ли очень наивна, то ли очень хитра. Всякий раз она так трогательно его благодарила, с таким очаровательным энтузиазмом принималась править свои неловкие вирши, что постепенно наш критик совсем растаял. С каждым днём его замечания становились всё деликатнее, всё нежнее и бережнее, и вот он уже не критиковал, но выращивал её, как мать растит своё дитя, и когда в один прекрасный день уже другой, пришлый критик из Гениев осмелился усомниться в литературных способностях аcidophileen, ревнивый Порочестер устроил наглецу такой разнос, что тот не появлялся на сайте несколько дней – зализывал раны – а, когда всё-таки вернулся, то незаметно перешёл на прозу, которую, очевидно, счёл куда более простым и безопасным занятием.
Тут-то все, кто наблюдал за развитием событий, и убедились в том, что между этими двумя происходит нечто тонкое, ажурное, неуловимое.
Перемены в аcidophileen тоже были заметны. Главная выразилась в том, что она решительно порвала с экспериментами – и широкими шагами направилась в сторону традиционного стихосложения, для начала снабдив свои тексты запятыми и точками и перенеся всю эту красоту в рубрику «Любовная лирика». Вскоре из её стихов почти исчезли глагольные рифмы, зато появились мысли и оригинальные метафоры. Она даже начала потихоньку замахиваться на таких зверей, как аллитерация и ассонансная рифма, и, в общем, думаю, что Порочестер потихоньку сделал бы из неё поэта – Лена девочка способная, – если бы наш с ним общий протест против виртуальной зависимости, о котором я рассказывал чуть выше, не натолкнул его на совсем другие идеи и замыслы.
Как мы помним, Лене в них отводилось далеко не последнее место.
А та, бедняжка, и не догадывалась о том, что готовит ей судьба. Она вовсю наслаждалась виртуальной жизнью. Стряпала стишок