Плавучий мост. Журнал поэзии. №3/2016. Коллектив авторов

      Этими ночами

      на небе легко:

      белый отпечаток

      кружки с молоком.

      Тихий и холодный,

      ясный и простой,

      четырёхугольный

      мир стоял, как стол.

      Кашляющий тополь

      за столом сидел.

      На свои ладони,

      кашляя, глядел.

      По всем мастерским, где художники пухнут в грязи,

      как дети от голода, если у взрослых есть войны –

      дай руку! – и я поведу тебя. Только гляди:

      я предупреждал тебя. Предупреждал тебя. Помни.

      По всем городам, где катается каменный шар,

      ломая дома, обдирая железо до крови, –

      нет, не закрывай глаза – я тебя предупреждал.

      Я предупреждал тебя, предупреждал тебя – помни.

      По рельсам нагретым, внутри поездов,

      везущих тротил и дешёвое тёплое мясо –

      мы будем идти, ощутимые, как длинный вздох.

      Не бойся, ведь я тебя за руку взял, не пугайся.

      По этой стране, мимо белых поленниц зимы,

      по этой земле, по золе, пересыпанной снегом,

      мы будем идти и идти, невредимы, одни,

      под этим, начавшимся как бы неявно – гляди –

      молочным, обильным и всё заливающим светом.

      Навылет пролетает самолёт

      пустое небо. Выпавший пилот

      как патефон о родине поёт

      четыре километра напролёт.

      А самолёт пропеллером мутит

      как воду воздух сам себе летит

      по небу мёртвых – слушая иврит –

      туда где на балконе Бог стоит.

      Господь возьмёт из воздуха его

      пропеллер остановит у него:

      «Все собрались и только одного

      тебя мы ждали. Тише. Ничего».

      Тревога – это белый гвоздь любви,

      который заколачивают в сердце.

      Дыхание, проваливаясь сверху,

      теряет очертания свои.

      Любовь неназываемо страшна.

      Она – как будто облучённый город.

      И пахнет йодом порванное горло.

      И речь мучительна и не слышна.

      Вот город, протекающий насквозь,

      поставленный как будто наискось –

      здесь окна провисают и, касаясь

      стеклом асфальта, смотрят сквозь асфальт,

      сквозь гравий, глину, и в такую даль

      они глядят, что даже я пугаюсь.

      Что даже я. Наклонные полы,

      стекающие в узкие углы, –

      в них гвозди, содрогаясь, рыбьей стаей

      перемещаются вдоль половиц,

      но сносит их куда-то вбок и вниз,

      в такую даль, что даже я пугаюсь…

      Как хорошо, когда в пустых лесах

      летает улыбающийся страх

      и под руку, как Блок и Гумилёв,

      гуляют мертвецы среди стволов,

      цитируют себя и, например,

      про стихотворный говорят размер.

      Во вторник страх